Забавы старого колдуна. Третья
предыдущая Забавы старого колдуна. Вторая
Пожилая, скупая и дородная Клавдия Афанасьевна трудилась бухгалтером в солидной по городским меркам фирме и уже лет двадцать не думала ни о каких глупостях. Ухватив несколько авосек с продуктами, основательная дама втиснулась в автобус и как обычно в час пик покатила домой.
И надо же было такому случиться, что как раз сейчас колдун вернулся к своим беспомощным жертвам! Сердитый и злой, как будто бы это они виноваты в захвативший старика дневной бессонице, маг решил оторваться как следует и, обведя суровым взглядом прячущиеся друг за другом вульвы, на вечер колдун выбрал именно эту — с громадными обвислыми, как кожа шарпея половыми губами, с утонувшим в складках клитором и давным-давно нетревоженным входом.
Ничего, сейчас он ей покажет и где зимуют раки, и почем тут фунт лиха, и как зовут Кузькину, то есть, его, волшебника, мать. Картинка с избранницей медленно, словно нехотя, выплыла поверх остальных. Маг нахмурился, экзекуция начиналась…
Клавдия Афанасьевна устраиваясь поудобнее, поелозила на продавленном сидении. Вот что-то не то, словно репей, колючка застряла. Немолодая женщина не успела додумать, где, как её мясистые малые губы вдруг ожили и потёрлись друг об друга. От неожиданности Клавдия Афанасьевна едва не выронила авоську и не соскользнула с сидения.
Ну нет уж! Какими-то фокусами организма её не проймёшь, и, стараясь не обращать внимание на сдуревшую на старости лет плоть, женщина твёрдо решила доехать до своей остановки.
Массивные образования не спеша елозили друг об друга, цепляясь сотнями испещряющих их складок. Они медленно и нехотя раскрывались от зарождающегося в них возбуждения подобно живому исполинскому шатру. Заткнув за пояс палочку, колдун сейчас работал руками, представляя, как массирует и разминает непослушную плоть. Плоть держала оборону и наливалась соком жизни слишком медленно.
— Ах, ты так?!… Ну погоди у меня! — собрав все силы в кулак, чародей сотворил заклинание и сдул с ладоней оказавшуюся в них пыльцу. Странный летучий порошок вмиг облепил неподатливую вульву, и тут же Клавдия Афанасьевна взвизгнула, подскочив.
Её зрачки расширились, а сердце заколотилось — по половым губам словно ползали мириады мельчайших насекомых, нещадно их жаля, забираясь в складчатые лабиринты, чтобы там обосноваться и терзать, кусать и щекотать.
Клавдия Афанасьевна начала часто дышать, хватая воздух ртом как рыба, — бесчисленные уколы словно микроскопические иголочки прошивали ей отвисшую вульву насквозь. Вместе с ядом от укусов в половых губах стал скапливаться жар, бывшие и так роскошными от природы, как и прочие формы женщины, сейчас они разбухали как на дрожжах, разрастаясь в размерах.
Вот им уже стало тесно в просторных трусах, и что-то словно расягивало их по оба края ластовицы. Вместе с тем укусы не прекращаются, неведомые насекомые жалят всё так же. Нестерпимый жар превращается в зуд. О, только бы сейчас почесать, погладить пальцами, потеребить…
Клавдия Афанасьевна, постанывая, начала закатывать глаза. Пассажиры начали обращать на неё внимание, кто-то, не догадываясь о причинах состояния женщины, предлагал ей помощь. Но Клавдии Афанасьевне уже не было дела ни до кого.
Не в силах побороть привитый ей воспитанием стыд и засунуть пятерню в трусики прямо при людях, немолодая женщина принялась яростно тереться о сиденье бёдрами и ягодицами, испуская короткие отрывистые стоны.
Гениталии горели, зудели, ныли и пульсировали. Вот, подпрыгнув на какой-то кочке, автобус тряхнуло, и первая сладкая волна, улучив момент, нырнула внутрь, заставив содрогнуться. Но колдуну было этого мало, и он забормотал одно из самых страшных ведомых ему заклятий.
Соткавшись из воздуха, крупный чёрный жук подлетел к терзаемой бесчисленными кровопийцами жертве и мягко опустился, припав к пока ещё сокрытому навершию.
Крохотные усики, принюхавшись, нашли слабое место и деловито защекотали крохотную щёлочку, из которой немедленно стал подниматься столп чувственности женщины. Он рос и креп с каждой секундой.
И вот к усикам присоединились передние лапки, а затем усеянная сотнями микроскопических зубок пасть. Злорадствуя, колдун смотрел, как на многократно увеличенном изображении плоская жучиная голова поворачивается и кусает, стараясь прихватить и так и этак — и по бокам, и центр, и вокруг…
А зазубристые лапки скребут и скребут до безобразия распухший клитор. Прерывисто стонущая женщина выпучила глаза, как вдруг атакующий её естество хищник, внезапно пригнул голову и нырнул под капюшон.
Оттянув его собой, он добрался до самого чувствительно-влажного места и осторожно его прикусил. Невиданный оргазм с силой Ниагарского водопада сотряс каждую клеточку истерзанной Клавдии. От её пронзительного крика люди повскакивали с мест. Автобус встал как вкопанный.
А растративший все свои силы колдун не нашёл в себе даже удовольствия от такого зрелища — крупно содрогаясь, над ним нависали гениталии неведомой ему женщины, словно раскрытая пасть дракона, что потерял от возраста все зубы.
Постепенно её вагинальные судороги становились всё реже и мягче и тише. Вот струйка цервикальной слизи лениво стекла, чтобы исчезнуть на границе картинки. Но вконец измотанный маг уже мало обратил на это внимание. Мановением руки он погасил на сегодня экран, и в наступившей тьме медленно прошаркал к себе в опочивальню.
Ничего вокруг себя не видя, Клавдия Афанасьевна брела домой, машинально сжимая в руках лямки от авосек. Мысли её были сейчас далеко отсюда. Края ластовицы по-прежнему тёрли ей разлапистые половые губы, и немолодая женщина могла думать лишь о том, как сейчас откроет дверь, поднимется на свой этаж, войдёт в квартиру, бросит на пол авоськи на растерзание пятерым обитающим здесь кошкам, и немедленно раздевшись догола, погрузится в горячую ванну, чтобы долго-долго мять, тереть и теребить свою многострадальную киску.