Укрощение спесивого кобельеро

Игорь Петрович любил жизнь, пиво и женщин. И было у него еще одно увлечение, совсем невинное: дневник в социальной сети. Там под гордым псевдонимом Неутомимый Ебарь он описывал свои сексуальные приключения. Слегка слукавил, конечно, вместо собственной фотографии вывесил на страничке гордого, мускулистого самца лет двадцати пяти, чтобы телки кипятком писали.

Между тем Игорю Петровичу уже исполнилось тридцать пять, рост скромный — сто семьдесят, вес колеблется в зависимости от объема выпитого пива, но лишний явно имеется, легкая лысина на темечке. Одним словом, не Аполлон, зато весельчак, балагур, душа компании и руки золотые. Разведен, женщины…

Для них у Игоря Петровича имеется неотразимый аргумент: работа в компании по установке пластиковых окон. Ходит по вызовам, делает замеры, забрасывает удочку и ловит на живца. Как? Ловкость рекламодателя — и никакого мошенства!

Представьте одинокую женщину, часто мать-одиночку. Живет одна, из окна дует. Открывает газету или сайт компании, которая обещает новое окно за умеренную цену плюс бесплатная установка. Женщина звонит. Приходит Игорь Петрович, очаровашка, душка, весельчак, меряет рамы, дает гарантии, но… тут вдруг выясняется маленькая, но важная деталь. Заделка откосов оплачивается отдельно.

О стоимости окна в газете не наврали, нет, и установка бесплатная, но после установки остаются развороченные откосы, щели, забитые монтажной пеной, — вид жуткий. Но об этом в рекламке не сказано ни слова.

Женщина открывает рот, делает круглые глаза, она беспомощна, у нее просто нет нужной суммы. Но Игорь Петрович великодушен. Цемент, песок, алебастр — с ее стороны, море обаяния и золотые руки — с его. В финале сытый и чистый (какая благодарная хозяйка отпустит без ужина и не предложит смыть с себя строительную пыль после работы), Игорь Петрович оказывается на свежих простынях в уютной спальне одинокой женщины.

Инициативу он отдает женщине: вытягивается, закрывает глаза, расслабляется. Лениво гладит, лениво берет в ладонь женскую грудь, словно взвешивая, за соски пощипывает тоже лениво, но со вкусом, с удовольствием, чуть не мурлыча: «Сладкая…» Причмокивает, похлопывает по попке. Словно невзначай просовывает пальцы между ляжек и туда — вглубь, в темноту, влажную, хлюпающую, ждущую.

Истосковавшаяся по ласке женщина заводится мгновенно даже от такой малости. Изгибается, вскрикивает, приникает к его губам. Поцелуи долгие, как хорошая ириска. В сексе сначала сладкое, а острое на десерт. Женские руки гладят его плечи, волосатую грудь, скользят вниз, натыкаются на твердое копье, буравящее пододеяльник. Приятная неожиданность.

Руки приходят в легкое замешательство, а потом начинают активные действия, и вот член в нежном кольце ее пальцев… Игорь Петрович, довольно мурлыча, отправляет ее губы на помощь рукам: берет за уши и тянет голову вниз — понятно без слов. Губы обхватывают член вторым кольцом и, ритмично причмокивая, творят чудо: превращают его серенькую жизнь в феерию наслаждений.

Игорь Петрович, забыв про апатию, подпрыгивает на простынях в такт с ее чмоками, ускоряется. И в тот момент, когда, казалось бы, уже все, сейчас… умудряется остановиться и, потянув женщину вверх, перевести ее в новую позицию. Сажает на копье. Оцените длину и обхват!

Женские глаза снова округляются, закатываются, закрываются. Она безвольная кукла в плену наслаждений: губки закусила, грудками трясет, балдеет. Но он безжалостно разбивает женские иллюзии одним точным движением. Вот она скачет: вверх- вниз, вверх… — его руки держат крепко, — открывает глаза, открывает рот, он останавливает:

— Знаешь, чего мне хочется?

Кажется, она готова на все, но это… он приподнимает ее, направляет копье в другую дырочку и резко тянет ее вниз… Глаза навыкате, слезы ручьем… Никто и не ожидал. За какие-то откосы. Он выдерет меня в жопу? Да, милая.

— Да, милая, — рычит Игорь Петрович, перекрывая своим рыком женские всхлипы.

У Игоря Петровича открывается второе дыхание: готовый извергнуться член, затвердевший, как монтажная пена, все колотит и колотит бедную задницу, словно сошедший с ума отбойный молоток.

По ее спине градом катится пот, губы закушены, гордо задранные груди беспомощно виснут. Пощады нет. Он будет драть ее, пока — блаженный миг для обоих — не изольется в беззащитную попку сильной и долгой струей. Она сползет вниз, он, победитель, оденется, чмокнет женщину в щечку, соберет инструменты.

А что? Честный обмен. В глубине души она согласна. И теперь, когда он уходит, ее душа ноет в унисон с раздолбанной попкой. К счастью, в квартире несколько окон. Но это потом, потом.

Игорь Петрович возвращается в холостяцкую квартирку, спешит за компьютер. И, отдадим ему должное, в его рассказах все эти женщины, такие обычные, замученные жизнью и бытом, в своих «праздничных» халатиках производства Турции, чуть заплывшие жиром, с нечеткими контурами бесхозных тел, превращаются в гурий и фей, в ярких колибри, роскошных тропических бабочек.

«Она трепетала на моем копье, словно насаженная на булавку прекрасная бабочка, редкий экземпляр, чудом залетевший в мою скучную жизнь».

Поклонницы читали и трепетали в ответ у своих мониторов. А Игорь Петрович, стуча по клавиатуре, переживал прекрасные мгновения, которые становились все прекраснее с каждой буквой, и умудрялся к концу повествования еще разик спустить себе в кулачок. И вот…

Он не ждал подвоха, обычный вызов. Дверь открылась, и Игорь Петрович понял, что пропал. Высокая, стройная, ноги начинаются там, где у него кончаются уши, светлые волосы пушистым облаком по плечам и спине, никаких халатов — хоть сейчас на презентацию.

— Проходите.

Он вошел и наметанным глазом определил: живет одна, несмотря на красоту. Надежда забила крылами. Включил обаяние на полную мощность. Замерил окно, заговорил об откосах. Она без вопросов согласилась на дополнительную плату.

Но Игорь Петрович не удержался, намекнул, что можно это устроить на взаимовыгодных условиях почти забесплатно. Она подняла брови. Игорь Петрович вылетел из квартиры. На лестнице вспомнил про рекламные буклеты и документы, что остались в квартире красавицы. Вернулся. Дверь не заперта. Она говорила по телефону:

— Представляешь, явилось ко мне толстенькое, лысое чмо…

Он выскочил как ошпаренный, сделал морду кирпичом, притворился, что не слышал, и позвонил в дверь. Договор все же подписали: ей нужно окно, ему — зарплата, ничего личного.

Дома Игорь Петрович долго смотрел на себя в зеркало. Думал, каким он выглядит в ее глазах. Маленький, лысеющий толстяк…

Он выбросил пиво из холодильника, записался в спортзал и сел на диету. Через неделю думал только о еде. Солянка, отбивная, пельмени, пицца — с ума сойти! Он перестал намекать клиенткам насчет откосов, да и сил после тренировок не оставалось. И перестал вести дневник, популярный Неутомимый Ебарь исчез из сети. Эта тема обсуждалась в блогах пару дней.

«Это все временно», — уговаривал он себя. И вечерами, запив банан кефиром, мечтал, как стройный, сильный, загорелый (что делать с лысиной, пока не придумал) появится на пороге ее квартиры. А лучше подкараулит ее у подъезда в своем шикарном авто, о котором и не подозревали женщины в халатах, и повезет ее ужинать в дорогой ресторан.

Но тут перед мысленным взором вставали удивительные блюда, вроде семги под сливочным соусом или запеченной с сыром и грибами свиной вырезки, и прекрасный облик недоступной красавицы растворялся в сумерках. Игорь Петрович страдал безмерно, несмотря на жестокие самоограничения, вес поддавался с большим трудом, но он не сдавался. Пока…

Однажды в доме сломался лифт. Игорь Петрович поднимался пешком на седьмой этаж. Шел не спеша, принюхиваясь к запахам, доносящимся из соседних квартир. На пятом этаже, где пахло особенно вкусно, задержался. Неожиданно одна из дверей распахнулась.

— Игорек!

— Ирка?!

Вот ведь, одноклассница, первая любовь стояла на пороге с мусорным ведром в руках.

— Ты как? Ты где? — Две минуты суеты, и Игорь Петрович, влекомый ее руками и запахами выпечки, оказался в чистенькой кухне. Разведена, работает, сын-подросток, только въехали. Окна? Конечно нужны!

— Котлеты будешь?

Игорь Петрович… Он никогда не требовал от женщины идеальных пропорций, но Ирка выходила даже за его широкие рамки — шарик на ножках. Но как смеется, как двигается в своей крохотной кухне — танцует!

— Давай, — согласился обреченно.

Котлеты с картошечкой, малосольные огурчики, водочка за встречу, яблочный пирог к чаю. Белые простыни к измученному диетой телу. Вот оно — счастье. Нужно потерять, чтобы понять. Ирка, пышечка, сиськи теплые. Он отдался ей в благодарность за ласку. За уши не тянул, сама догадалась.

— Сладенький! — зарылась под одеяло.

Игорь Петрович потянул ее вверх, минет минетом, но хотелось поговорить, лицо родное рассмотреть. Ямочки на щечках никуда не делись, и глаза голубые, и губы сладкие, как яблочный пирог, — сравнил, облизался. И… никогда он этого не делал… ее пизда на вкус, как малосольный огурчик, — настоящий обед, и пьянит лучше водочки. Оторваться не мог.

— Ирка, Ирочка…

Навалился сверху — мягко. И, как настоящий мужик, вставил по самые помидоры. А Ирка хоть и толстенькая, но пизда у нее — пизденка — до того узенькая, словно и не рожала, лапочка… Кончил и в сон провалился. Спустя то ли минуту, то ли вечность разбудила:

— Игорек, сейчас сын с тренировки вернется.

— Завтра? — поцеловал на пороге.

— Угу, — и пирожок в руки сунула, — совсем худой.

Дома Игорь Петрович первым делом съел пирожок. Прошелся по комнате. Хорошо-то как! Включил компьютер.

«Эта женщина прекрасна, как настоящая, только что поджаренная отбивная, — написал Неутомимый Ебарь в дневнике. — Ее губы вкусны, как бланшированные в коньяке персики, ее грудь… — остановился в поисках сравнений и неожиданно для себя окончил: — Я на ней женюсь!»

Эту новость обсуждали в блогах целую неделю.

Маша Реутова