Трудная любовь

Мы жили в соседних домах и даже ходили в одну школу, пока меня не перевели в другую, элитную, а Сашка не вылетел за хроническую неуспеваемость и прогулы.

Все девчонки, с которыми я дружила, делали страшные глаза и крутили пальцем у виска, недвусмысленно давая мне понять, что я полная, беспросветная и безнадежная дура, если пытаюсь крутить любовь с таким парнем. Но я ничего не могла с собой поделать.

Говорят, что любовь слепа, но в моем случае это утверждение не работало. Я без чужих указаний отлично понимала, что собой представляет Сашка. Начинающий наркоман, недалекий, злой на весь мир и способный любить только себя самого, жестокий и в жизни, и тем более в сексе, он откровенно издевался надо мной, всячески подчеркивая, что я и пыли под его ногами не стою.

Он направо и налево хвастался тем, что я за ним бегаю, и унижал меня при каждом удобном случае. Наверное, мне бы следовало его возненавидеть, но я не могла. Я обожала это юное чудовище вопреки всем его немалым усилиям добиться обратного. Он словно испытывал мои чувства на прочность, а я не поддавалась, не желая отказываться от своей любви, нелепой и неправильной, со стороны, вероятно, больше похожей на какой-то психоз.

У меня была масса куда более достойных альтернатив. Когда я училась в институте, сколько парней, по всем статьям не Сашке чета, увивались за мной, предлагая руку и сердце. У моей матери сдали нервы, и она рыдала и закатывала мне трехчасовые истерики, когда я в очередной раз посылала вполне достойного кавалера на три буквы и бежала в загаженную Сашкину квартирку, чтобы наутро заявиться домой в синяках, но с блаженно-отрешенной улыбкой на лице.

Отец играл желваками и грозился попросту рано или поздно оторвать мерзавцу яйца, если я не выброшу дурь из головы. А я даже не трудилась им объяснять, что никакие другие мужчины мне не нужны и не интересны. Меня физически тошнило при одной мысли о том, чтобы лечь в постель с кем-то, кто не Сашка.

Запах их дорогого одеколона мне был отвратительнее, чем вонь его перегара, а костюмы с иголочки не шли ни в какое сравнение с его рваными джинсами и трехдневной жесткой щетиной. Он же по-прежнему обращался со мной как с подстилкой. Пожалуй, я представляла собой интересный случай для какого-нибудь практикующего психоаналитика. А может быть, лишь подтверждала собственным примером старую истину насчет того, что «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей «.

Но он мне не нравился. Он был смыслом и светом моей жизни, а это разные вещи. Превратись Сашка каким-то чудом в кинозвезду или нобелевского лауреата, я бы не смогла любить его сильнее. То, что я испытывала по отношению к нему, было, наверное, сродни не просто непреодолимому плотскому влечению, но нерассуждающей любви матери к сыну.

Надо ли говорить, с каким облегчением вздохнули мои родители — да что там, они готовы были двумя руками перекреститься! — когда Сашка попал в тюрьму за участие в групповом изнасиловании «с особой жестокостью». Они искренне полагали, что меня саму от участи быть изувеченной «этим уродом» спасла только чистая случайность. И были уверены, что теперь-то у меня раскроются глаза на истинное положение вещей и я наконец начну жить нормально.

В каком-то смысле они оказались правы. Довольно скоро я вышла замуж за человека много старше меня, вполне состоятельного и состоявшегося в смысле карьеры. Он был преуспевающим адвокатом, к тому же импозантным красавцем, высоким, с чеканным римским профилем и легкой проседью в темных волосах. Интеллигентный, обеспеченный, нежный и страстный в постели — словом, это был эталон мужчины. Но меня интересовали главным образом его деньги и связи. Мне ведь следовало думать не только о своем, но и о Сашкином будущем после того, как у него закончится срок.

Я старалась получить достойное образование, чтобы, когда придет время, иметь возможность обеспечивать своего любимого. Из тех средств, которые мне щедро давал муж на карманные расходы, я откладывала львиную долю на свой счет, экономила буквально на всем. И ждала.

Надо сказать, что мое положение сильно изменилось. Я не писала Сашке писем на зону — ну, почти не писала, а вот он, наоборот, заваливал меня своими посланиями. Зэки часто бывают ужасно сентиментальны. Он извинялся за всю ту боль, которую причинил мне прежде, и в особенности за то, что, всегда имея меня под рукой, спутался «с той шалавой», которая его в итоге посадила. Смешно.

У него и прежде были другие женщины, он не гнушался сексом с любой грязной дрянью, которая готова была раздвинуть перед ним ноги. И еще старался довести каждую такую интрижку до моего сведения. А теперь он мучительно выстраивал неловкие, чудовищно неграмотные фразы, из которых следовало, будто на самом деле он всегда любил только меня. Эта ложь выглядела такой беспомощной!..

За шесть лет я ни разу не изменила своему законному мужу, и со стороны мы выглядели очень удачной, счастливой парой. Борис гордился мной. Он даже не настаивал на том, чтобы я наконец решилась родить ему ребенка, — я убедила его, что слишком молода для подобного серьезного шага. У меня уже был ребенок — Сашка, и еще одного я бы попросту не потянула. Но Борису об этом знать совершенно не стоило.

Разумеется, я точно знала день, когда он должен вернуться, но не спешила с ним встретиться. Я знала, что Сашка на сей раз явится ко мне сам. Даже не потому что ему понадобится женщина, хотя это само собой. Но еще больше ему понадобятся деньги. А он отлично знал, что теперь они у меня есть.

Я не ошиблась. Я же говорю, что никогда не обманывалась на его счет и прекрасно понимала его достаточно примитивную натуру. Не прошло и двух дней, как он пришел, не удосужившись даже предварительно позвонить. Не знаю, как он себе представлял мою реакцию. Ведь я в равной мере могла и броситься ему на шею, и послать на три буквы.

Впрочем, в течение первого часа мы не произнесли почти ни слова. Мы просто трахались, как одержимые, как животные, на кровати, на полу, на диване. И впервые, сколько я его знала, Сашка не был груб со мной, вот что удивительно. Едва ли потому, что он сознательно сдерживал себя. Но он обращался со мной как с чем-то необычайно хрупким и ценным, а дикая, неконтролируемая страсть теперь исходила именно от меня.

Секс на самом деле гораздо яснее ставит точки над i, чем слова. Каждым своим движением, стоном и вздохом я давала ему понять, что отныне я — хозяйка положения, я больше не принадлежу ему, наоборот, я диктую условия и не спрашиваю, нравятся они ему или нет. Я беру то, что принадлежит мне по праву, потому что так хочу, и следую лишь собственному выбору… И Сашка прекрасно меня понял.

В не ушла от мужа, сохранив все внешние приличия. Все оказалось предельно просто. Я купила свою любовь, как вещь на рынке. Сняла для Сашки квартиру и предоставила в его распоряжение ежемесячную «зарплату», позволяющую держать его на коротком поводке. Множество мужчин именно так обращаются со своими содержанками, так всегда было и будет. Если мне пришлось сделать нечто аналогичное — таковы обстоятельства.

С того времени прошло уже пять лет, и у нас все прекрасно. Борис знает о существовании Сашки, но как цивилизованный человек закрывает на это глаза. А бывший неуправляемый жестокий псих стал вполне мирным домашним животным, готовым на все ради шикарной кормежки и того, чтобы не иметь никаких проблем.

И нечего недоумевать, мол, любовь такой не бывает, где же романтика, где драма и неизбежные разочарования?! Бывает. Можете мне поверить.

Юлия Горская