Тайна каменной бабы гл.7
Глава седьмая
Хижина, в которую меня посадили, напоминает курятник. Я сижу уже несколько часов, и за все время ко мне приходили лишь однажды — отвратительный бородач, который очень мило врезал мне по челюсти, когда я в радостной горячке бросился в объятия возлюбленной Джессики. Араб принес в алюминиевой миске отвратительную еду и термос с настоящей холодной водой, спасшей меня от жары, и ушел.
Я уже не думаю о Джесси так хорошо, как раньше. Вместо благоволения к бедному Стоуну она приказала бородатому дать мне по морде, с чем тот успешно справился.
Прикипев к самой широкой щели в мощных деревянных стенах, я слежу за тремя людьми, выходящими из большой хижины на поляне. Что-то живо обсуждая, они направляются в мою сторону.
— Ну, наконец-то, обо мне вспомнили! — восклицаю я, демонстрируя радушие. — С чем красавица Джесси пожаловала к возлюбленному Перри?
Я делаю шаг вперед и тут же останавливаюсь, наткнувшись на холодный, непроницаемый взгляд девушки.
— Ее зовут Эммой, дружок, — низким, чуть хрипловатым голосом произносит незнакомец.
— Да-а?! — столбенею я. — Но почему ты не сказала мне об этом раньше, мышка? Какая разница, Эмма ты или Джесси! Я ведь любил бы тебя, даже зовись ты Горгоной!
— Ваше красноречие не умиляет, мистер Стоун, — обрывает меня мужчина. — Должен сказать вам, что Эмма и Джессика — сестры-близнецы и мои дочери. Рядом со мной — Эмма, а шлюха, которую знали вы, — Джесси. О ней я и хотел поговорить.
— Во-первых, у нее не было никаких сестер, насколько мне известно, — теперь уже я перебиваю незнакомца. — А во-вторых, кто вы такой и что вам от меня надо?
— Прошу прощения, мистер Стоун, — как-то нехорошо ухмыляется он. — Я — Людвиг фон Реймс. Вам знакомо это имя?
— Еще бы! — восклицаю я, подняв брови повыше, чтобы новоявленный Реймс догадался, как сильно я презираю его. — К сожалению, не довелось знать его лично, но на фотоснимках видел. Это был симпатичный полноватый мужчина, на которого вы, мистер фон кто-то, не похожи даже отдаленно. Хотя… хотя что-то в вас все же есть.
— Время — величина непостоянная, а десять лет — большой срок, дружище Стоун.
— Реймс стал философом? — ехидно замечаю я.
— Может быть. Сколько вас было на вертолете?
— Гм, полагаю, эта информация не является государственной тайной, а потому могу ответить вам с чистой совестью. Нас было трое: я, она и Сэм Колмен, бездарь, пьяница и пройдоха, стыривший статуэтку. Он, кстати, не сын вам?
Реймс на это ехидство не среагировал.
— Ничтожный карманник, он и здесь не избавился от дурных привычек. А вы, по-моему, не знаете, кто такой на самом деле этот Колмен, — подает голос девушка.
— Не надо, Эмма, — глухо произносит Реймс. — Об этом он узнает после, а пока скажи ему самое главное, чтобы парень не слишком заносился.
— Хорошо, папа, — послушно кивает она и устремляет на меня насмешливый взгляд. — Мистер Стоун, ваш бывший пилот Колмен — не просто дерьмо, он — муж Джессики. А поженились они лет пять-шесть назад.
Наверное, со стороны я выгляжу бесподобно, ибо чувствую, что мои гордо поднятые брови медленно съезжают куда-то на затылок. Посетители удовлетворены — они смеются, не скрывая злорадства.
— Удивляться будете после ужина, а сейчас вам предстоит еще одна важная процедура.
— Ты уйдешь, папа? — интересуется слегка зардевшаяся Эмма.
— Естественно, — раздраженно бросает Реймс. — Я не намерен присутствовать при этом. А ты постарайся не задерживаться, девочка моя. Как только все выяснишь — бегом ко мне.
Сказав это, он резко поворачивается и уходит. Бородатый араб остается сторожить у двери, повернувшись к ней спиной и совершенно не интересуясь происходящим внутри хижины. На ремне у него кобура с вожделенным «Магнумом», и я инстинктивно делаю шаг вперед.
— Не забывайтесь, мистер Стоун, — мягко одергивает меня девушка. — Вам не справиться с Алишером, да и нужно ли? Напасть на папиного слугу — наихудший способ освободиться, тем более, что вы не знаете истинной причины вашего появления в здешних местах.
— Мои цели, крошка, мне всегда известны.
— На сей раз вряд ли. Вы здесь не только не по своей воле, но и помимо воли вашего руководства. Кажется, вас намеревались послать с другой экспедицией в Египет, не так ли?
— Ого! — не удерживаюсь я от возгласа, пораженный осведомленностью. — А ты хорошо проинформирована.
Непринужденно улыбаясь, она вдруг снимает элегантный лиф цвета хаки и начинает неторопливо с неприкрытым кокетством расстегивать пуговки на шортах.
— Черт возьми! Здесь все помешались на сексе, — возмущаюсь я.
Меня возбуждает обнаженное тело. Оно превосходно, если учесть почти идеальное сходство с формами Джессики. Разница едва заметна — Эмма чуть помельче сестры, грудь красивая, но не такая высокая, талия тоньше дюйма на три, бедра великолепны, но не так круты, а живот более выпуклый. Зато лобок и его шелковая растительность не отличаются ничем. Здесь все идентично — прелестная горка с пухленькими губенками и выглядывающим клитором. Даже волосики завиваются в ту же сторону, что у Джесси, и лишь одна небольшая родинка слева от пупка убеждает меня, что это точно не Джессика и никто меня не дурачит.
— Значит, Эмма, да? — немного подавленно бормочу я. — Ну что ж, Эмма, так Эмма. Не пойму только, что происходит, зачем этот стриптиз?
— Разве шлюшка Хин Хи, собирающая по всему миру доноров спермы, не делала того же?
— Да, но я не могу понять, почему так обязательна эта процедура, повторяющаяся уже третий раз подряд.
— Вся загвоздка в конфигурации вашего пениса, — тихо произносит девушка, опускаясь передо мной на колени. — Странно, он не встает. У Алишера и его друзей всегда происходит моментальная эрекция, достаточно мне чуть-чуть приподнять юбку и приспустить трусики.
— За последние несколько часов нам с ним досталось, притомились мы, кошечка моя.
— Бедненький, — вздыхает Эмма и берет член в руку так, будто это тончайшее фарфоровое изделие. — Уверена, вас не шокирует оральный секс, ибо, насколько мне известно, ваша целомудренная избранница, то бишь моя сестренка, отличается высочайшим мастерством в этой области. Не знаю, как вы оцените мои способности, но попробую доказать, что умею сосать не хуже. А вы, мистер Стоун, будьте любезны контролировать свои действия и не вставлять слишком глубоко в горло.
Сказав это, она выкатывает шершавый конус головки из-под кожицы и, умышленно демонстрируя истинное наслаждение, жадно облизывает краешек. Реакция молниеносная — ребристый фаллос начинает вздуваться, наполняемый быстрым притоком крови.
— О! О-о-о-о! Вы действительно феномен, мистер Стоун!
В глазах Эммы вспыхивает неподдельная радость и величайший восторг. Я вижу, как похотливо трепещут ее губы, усиливается желание немедленно заглотнуть редкостное ваяние природы, однако девушка всецело поглощена созерцанием и изучением граней члена. Распущенность и любопытство смешались в эту минуту в сознании темпераментной сучонки, одержимой нимфоманией.
— Не пора ли, мышка, перейти на «ты»? — слегка осевшим голосом спрашиваю я, едва удерживаясь от соблазна одним махом заткнуть рот Эммы. — В моей практике уже был случай, когда одна многократно отсасывавшая у меня дуреха упорно именовала меня мистером Стоуном, даже в те секунды, когда я поливал ее невинное личико спермой. Несомненно, это оригинальное явление, но мне не хочется повторяться, поскольку я вновь ощущаю угрызения совести, будто растлеваю малолетку.
— Как! Вам не приходилось иметь дела с малютками?! — язвительно вопрошает она, на миг прервав кружение языка по верхней плоскости члена.
— Разумеется, нет. Разве я похож на…
— Очень похожи, — насмехается она, алчно втягивает головку в рот и тут же выпускает ее. — Интересно, как бы вы, будучи жутко проголодавшимся без женской ласки самцом, поступили, окажись я не многоопытной девушкой, а пигалицей, скажем, лет двенадцати или десяти. Или даже пяти.
— Не волнуйтесь, мисс, с вами ничего плохого не случилось бы, — в тон Эмме отвечаю я.
— А если бы у вас не было выбора? Если бы я попросила об этом сама — упорно провоцирует она и вдруг изображает на мордашке такое смущенно-наивное выражение, будто ей на самом деле далеко не двадцать пять.
— Игра не по правилам.
Я пытаюсь преодолеть собственное возбуждение и заставить член хоть немного обмякнуть, но он чертовски симпатизирует ротастенькой Эмме и не прочь облюбовать уютное местечко за ее щечками. Он наливается, удлиняется, твердеет еще больше, безо всякого стыда компрометируя меня.
— Ну вот, — удовлетворенно смеется девушка. — Все мужчины распутны, беспринципны и преступны в помыслах и поступках.
— И разговор тоже не по теме, — сопротивляюсь я, но губы Эммы лишают меня последней возможности доказать обратное.
Покоряя детской глуповатой улыбкой, она с упоением сосет, заглатывает член очень глубоко и ласкает сверхчувствительно. Я закрываю глаза и внезапно теряюсь, потому что ощущаю себя не в Эмме, а в милашке Джесси, рот которой невозможно спутать с другими. Вдобавок, на сей раз она не просто восхитительна, она — гениальна. Сдержаться практически нет сил — оргазм накатывается сплошной обвальной волной, под которой я не откажусь даже погибнуть, лишь бы продолжалось невыносимое удовольствие, ввинчивающееся в меня из генератора-рта.
— Не правда ли, я — отличная минетчица, — лукаво смеется она, на секунду оставив член беспризорным.
— Фантастика!
Я шарю руками, нахожу ее взлохмаченные пышные волосы и с ходу, теряя самообладание, всаживаю обезумевший приап в горло. Эмма коротко ахает, впившись ногтями мне в живот, и старается оттолкнуть. Но, похоже, крайняя наглость моего поступка доставила ей удовольствие.
Грубые удары в глотку вовсе не досаждают ей, она погружается в пучину экстаза и позволяет долбить на всю длину члена до тех пор, пока струя спермы не перекрывает ей дыхательные пути. Но и тогда она не сопротивляется, а со сладострастным мяуканием откидывает голову назад и красиво укладывает ствол на оттопыренную нижнюю губку.
Ошалело вращая бестолково вытаращенными глазами, она яростно дрочит, наполняя свой рот белопенной жижей, которую вовсе не торопится проглотить.
Должно быть, напиток амазонок все еще действует — я испускаю так много спермы, что часть ее, не вместившаяся во рту Эммы, льется через край, стекает по подбородку, длинными вязкими нитями падает на подпрыгивающую грудь, тонким ручьем стекает на живот и дальше — на пышный бугор Венеры, к которому меня влечет по-прежнему сильно, несмотря на мощную эякуляцию, после которой, казалось бы, чувства должны угаснуть. Я еще сильнее хочу обладать девушкой, а ее помутневший взор и ненасытное трепетание испачканных губ словно подсказывают мне, что с этим надо поторопиться.
Эмма внезапно отпускает член, как ненужную вещь; правой рукой жестоко ласкает свою полыхающую плоть, а левой — размазывает потоки на груди, пребывая в странном оцепенении. Ее совершенно потемневшие глаза устремлены в потолок, рот широко открыт, а я вижу и слышу, как в нем булькает и плещется белая, густая, студенистая масса.
«Вот так, дружище Стоун, — говорю я сам себе беззвучно. — Вот так, эти девицы Реймс, если их действительно две, а не одна актриска в двух лицах, — оголтелые маньячки по части отсасывания семенной жидкости. И чтоб ты треснул, Стоун, если они не приучились к этому давным-давно, начав половую жизнь именно с этого безобидного способа.
А это значит, что твоя милашка Джесси, полный ты кретин, самая отъявленная вафлистка из всех, кого ты уже трахнул в рот, кого трахнешь впоследствии и прочих, кого трахнуть тебе не удастся. А потому забудь о Джесси, дабы не стать абсолютным куском дерьма, в какое ты уже начал потихоньку превращаться. Не веришь? Понюхай себя — и почувствуешь запах».
В глазах Эммы высвечивается слабый проблеск сознания, но это совсем не означает, что она удовлетворена и больше не склонна к забаве. Вот взор вспыхивает, как степной костер под дуновением ветра, и ловит чарующее видение, каким она упивалась минуту назад, — мой фаллос, торчащий вперед и чуточку вверх, словно бахвалящийся королевской осанкой.
Он почти так же крепок и надменен, его сила очевидна, он неутомим и непобедим. Эмма это чувствует и видит. Три тонких пальца погружаются в кипящие недра плоти, с громким хлопком выскакивают из мокрой расселины. Эмма гибкой рысью взмывает вверх, и я, не успев моргнуть глазом, оказываюсь распростертым на одеяле, помеченном большим темным пятном в том месте, где сидела девушка, и пахнущем резким девичьим соком.
У крошки железная хватка и филигранная точность — единственным прыжком она насаживается лихорадящей плотью на ствол так активно, что защемляет мошонку между своими тугими ягодицами и моими бедрами.
— Ах-х ты-ы-ы! — ору я от боли, подбрасывая Эмму вверх.
Однако это еще сильнее раззадоривает ее — она с пронзительным стоном сладострастия всем весом наваливается на стержень и пускается в такую необузданную скачку, что я боюсь быть раздавленным.
Безумный галоп продолжается до очередного оргазма. Как только сладкий тайфун сплющивает мышцы влагалища, Эмма вдруг превращается в подвывающую механическую куклу, мягко покачивающуюся на стволе кругообразными движениями зада.
Вибрация внутри ее тела усиливается и, наконец, достигнув апогея, идет на спад. Обессилевшая девушка тотчас падает плашмя на меня, хаотично и довольно яростно ударяя животом и лобком мне в брюхо. Я же, желая удовлетворения, крепко сжимаю ее вспотевшие бедра и орудую фаллосом, как ломом, приближая момент наивысшей любовной истины.
Но кончить мне не дают. Я вдруг ощущаю, что тело Эммы почему-то тяжелеет раза в три, и прихожу в чувство от ее истошного животного крика. Случившееся — закономерный итог нашего затянувшегося совокупления.
Пуская на бороду табачно-желтые слюни и закатив тусклые глаза под лоб, Алишер в зверином приступе сминает руками красивые округлости ягодиц девушки и жесточайше вонзает член в анус Эммы. Он входит глубоко и энергично, я ощущаю биение его твердого пениса через тон кую перегородку, разделяющую два узилища. Мой граненый красавчик рядом с громадиной араба кажется младенцем.
С неразборчивым ревом-стоном араб эякулирует, наполняя прямую кишку Эммы спермой, и мне не остается ничего иного, как поддержать его трудовой почин. Сдавив бедра милашки, я выпускаю в ее влагалище струю за струей, а Эмма, безумно вытаращив круглые от удивления глаза, смотрит на меня и прислушивается к разразившемуся внутри двойному извержению. Мелкая дрожь напряженного тела свидетельствует, что девушка на грани оргазма.
К пику наслаждения Эмма приходит в тот момент, когда мы с арабом в едином порыве предельно глубоко всаживаем члены в оба отверстия…
(Продолжение следует)
К. Троекуров