Серый Волк на блядках
В детском саду № 37 произошло два знаменательных события. Первое — интерьер дошкольного учреждения взялся оформить маститый в округе художник. Второе — художником оказался молодой мужик, что сразу вызвало оживление в женском коллективе детского сада.
Наступило время отпусков, детские группы полупустовали. Питомцы с родителями отправлялись в деревни либо на море. Педколлектив явно скучал.
Михаил Самойлов сразу определил это глазом опытного ебаря. Женщины в белых халатах без видимой причины появлялись в коридоре, где были разложены краски и инструмент мастера, и бросали на него быстрые оценивающие взгляды.
В самом выгодном положении оказались заведующая детским садом Ирина Дмитриевна Зенина, белокурая особа лет тридцати пяти, и завхоз Ольга Григорьевна Тарелкина, мадам лет сорока с такой грудью, что Самойлову в ее присутствии не работалось. Яйца наливались приятной тяжестью, а воображение рисовало, как его член уютно устраивается в ложбине двухолмия и ласково поглядывает на губы завхоза своим прищуренным глазом.
Эти две дамы по праву начальства живо интересовались работой мастера, надолго останавливаясь перед появлявшимися на стенах изображениями сказочных героев, расспрашивали и любовались пейзажами сказочного леса.
Они делали озабоченные лица и уходили якобы по делам. Но вскоре опять возникали за спиной художника. Давать советы не решались (ибо что посоветуешь профессионалу?), но норовили подать кисть либо тюбик с краской.
По всему складывалось, что ебля лишь дело времени. И надо было подойти к вопросу толково и без спешки, чтобы не угробить его. Поэтому Миша справедливо решил, что в женском коллективе форсировать события не следует. Первый кандидат на палку сам проявит себя, что избавит художника от трудной дилеммы выбора и позволит избежать трений в стане временно обделенных членом.
По правде, Самойлов специально выбирал объектами творчества дошкольные учреждения. Он давно понял, что самые прочные половые связи без урона личному времени можно наладить только в ходе производственного процесса. Да и контингент в детских садах, как правило, был покладистый, ценил непритязательное искусство мастера, воплощавшего банальные творческие замыслы.
К тому же, будучи не женат в свои тридцать лет, Самойлов положительно относился к детям; они его не раздражали. Поэтому немногочисленным пацанам, завороженно смотревшим на рукоделие дяди, он представился, как «серый волк» на каникулах.
Здесь же то ли от жары, мутившей мозг, то ли оттого, что художественные сказочные образы сразу обступили мастера, Самойлов не мог отделаться от ощущения, что он сам попал в какую-то вязкую идиотскую сказку.
Ну все располагало к ебле, абсолютно все! Даже пара нянек, проходивших мимо, были точно без нижнего белья (как ему шепнул недремлющий член). А одна, наклонившись за какой-то надобностью, улыбнулась ему своей пиздой приветливо и призывно.
«И что за наваждение!» — помотал головой художник.
— У нас обеденное время, Михаил Евгеньевич! — услышал за спиной в очередной раз голос Ирины Дмитриевны Самойлов. — Не желаете подкрепиться?
— Можно… — вытирая руки чистой тряпкой, отозвался на приглашение мастер. — Надеюсь, не на кухне? — намекнул он на частую ошибку некоторых руководителей, путавших по неопытности художника с лакеем.
Самойлова сразу вдохновило к действию то обстоятельство, что под халатом заведующей, очевидно из-за установившейся в последние дни летней жары, просматривалось только нижнее белье.
— Где у вас можно ополоснуться?
— В душевых только холодная вода. Опрессовка у нас идет… — пояснила Ирина Дмитриевна.
Впрочем, Самойлов согласился и на минимум гигиенических удобств. И пока Ирина Дмитриевна проверяла исправность кранов, перед тем как запустить в душевую мастера, Самойлов ловким движением сбросил комбинезон и предстал пред женщиной в полном могуществе своих форм. Но самым наглым оказался его член, который бессовестно был устремлен вверх и не хотел знать компромиссов.
Дама было задохнулась от возмущения, но Самойлов поцелуем заглушил ее восклицание и в следующую секунду усадил ее бедрами себе на живот.
Трусы заведующей под быстрыми и уверенными движениями мастера сползли так, чтобы освободить дорогу во влагалище. Заведующая даже икнула от проворства специалиста, когда почувствовала в районе пупа его инструмент.
Обед по ее разумению начинался неправильно — с десерта. Но у творческих натур свои вкусы, решила женщина.
Детишки старшей группы, пробегая мимо душевой, услышали приглушенные стоны и рычание. Они заглянули в замочную скважину, ничего не поняли и побежали к воспитательнице, задремавшей за рабочим столом после плотного питания.
— Там в душе серый волк! — доложил самый смышленый из них.
— Наверно, он Красную Шапочку задрал! — добавил самый сердобольный. — Она стонет и просит пощады!
Когда воспитательница с неохотой в окружении детей направилась проверить очередную фантазию воспитанников, навстречу ей из душевой вышел довольный «серый волк». Следом, поправляя прическу, выплывала не Красная Шапочка, а скорее Красная Морда, то есть Зенина.
— Душевые тоже надо будет оформить, Михаил Евгеньевич! — говорила заведующая, чтобы сгладить неловкость.
Известие о том, что мастер настенной живописи приступил к профильным обязанностям, довольно быстро разнеслось по двухэтажному особняку. Даже престарелая методистка Анна Яковлевна беспокойно завертела головой, когда ей про еблю в душевой донесла повариха.
Тем временем, получив свою законную палку, Ирина Дмитриевна в спокойном состоянии духа отправилась в город по казенным делам. А Самойлов сразу же почувствовал удвоенное внимание к своему творчеству со стороны завхоза Тарелкиной.
Ольга Григорьевна, сразу по убытии подруги, попросила Самойлова переставить в кладовой мешок с сахаром, ибо разнорабочий дед Матвей, куда-то запропал.
— Пьет он у нас… — завздыхала завхоз. — Иногда просто по-черному. Неделями не допросишься…
— Беда! — бодро гаркнул художник, нагло почесал у нее на виду яйца и улыбнулся, когда завхозиха стыдливо припрятала свой взгляд, скользнувший по его ширинке…
Самойлов споро подошел к вопросу. Он умел ковать железо, если перековка золота уже завершена. Михаил опрокинул завхозиху на мешок с сахаром, к которому та наклонилась. И первое, что увидела Ольга Григорьевна, — это как одноглазый чудило смотрит на ее губы между грудей, которые она прижала для удобства художника. Затем она закинула ноги на плечи мастеру живописи и заглотила шишку, сладко вздохнув: «А хули это я стану сопротивляться? Зенина разве сопротивлялась?»
Тем временем неровной походкой похмелившегося человека дед Матвей шел по коридору, когда орава детей с выпученными от возбуждения глазами налетела на него и, дергая за рукава спецовки, потянула к кладовой комнате.
— Там серый волк опять Красную Шапочку задрал! — полушепотом поведал деду самый сердобольный из воспитанников.
— Какой еще в жопу серый волк! — педагогично пробормотал Матвей на остопиздевшую ему с детства сказку.
Однако отправился проверить. Услышав стоны и рычание за дверью, он отогнал детвору подальше и заглянул внутрь. С похмелюги он не сразу определил, что происходит в полумраке кладовки. Он запомнил лишь одно: перед его лицом была огромная жопа, в которой, как ему привиделось, плясал не менее огромный хуй.
— Бля! — только и пробормотал дед и решил пойти поправиться, то есть еще принять на грудь, чтобы не мерещилась всякая там хуйня.
Кстати, потом он не единожды божился старухе, что видал на работе рычащий хуй, на что старуха материлась и бормотала, чтобы он реже гляделся в зеркало, когда нажрется.
К полднику с молоком и печеньем одна стена в коридоре была готова. Однако, по общему мнению персонала, проходившего мимо мазни, мухоморы в сказочном лесу живо напоминали разукрашенные яйца, а лицо русалки на ветвях имело портретное сходство с завхозихой — такие же блядские, призывные глаза.
После полдника Самойлова пустили прикорнуть в пустующий кабинет логопеда. Художнику привиделся странный сон. Будто стадо русалок с буферами, как вымя у коров, тянет его в пучину за яйца, он отбивается, но его за хуй держат несколько хватких рук.
В холодном поту он попытался вскочить. И лбом ударился о лоб какой-то девицы, расположившейся на мастере верхом.
— Тыкто? — еще дурной ото сна, поинтересовался Самойлов.
— Твоя мечта, — прошептала незнакомка. — Воспитательница Зина. Не шуми, а то опять дети сбегутся.
Розовая половая щель «мечты» тепло обнимала вялый член художника. И он на протяжении всей ебли опять не мог отделаться от наваждения, что попал в какую-то развратную ирреальную сказку, где всамделишными были только его живописные герои, а все прочие — и заведующая, и завхоз, и воспитательница Зина — какие-то сказочные блядские фурии.
«Жара, что ли, сводит всех с ума? — поебываясь с Зиной, размышлял художник. — Не подловить бы чего-нибудь на конец!»
Впрочем, рабочий день близился к окончанию. Уже был изображен на стене серый волк, выглядывавший из-за кустов на Красную Шапочку, весело шагавшую с корзинкой пирожков для бабушки. Но почему-то всем, кто проходил мимо картины, в том числе и Самойлову, мерещилось, что сук, за которым скрывался лесной хищник, не что иное, как елда Серого.
— Отдохнуть вам надо, Михаил Евгеньевич! — вновь услышал Самойлов за спиной ласковый голос. — Милости просим к нам на чай…
Перед ним стояла шеф-повар, молодая краснощекая девка с белым колпаком на голове.
Член Самойлова, утомленный перекурами, съежился под комбинезоном. Однако Самойлов, чтобы избавиться от наваждения, еще раз решил испытать судьбу — проверить, дадут ли ему поебать сразу, или все закончится нормальным питанием в компании добродушных поварих. Питание завершилось еблей.
Только через неделю Самойлов завершил работу. Друзья не могли припомнить, чтобы он так сильно был утомлен своими художествами. Детский сад № 37 он с той поры объезжал стороной.
Однако родители после летних отпусков, приводившие детей в детский сад, не без удивления отмечали про себя, что более блядского воплощения сказочных сюжетов они еще не видели.
А воспитатели, желая научить детей не заговаривать с незнакомыми мужчинами на улице, пугали их серым волком на стене коридора, дожидавшимся Красную Шапку с огромным суком наперевес.
Валерий Осинский