Репортаж о частных психоаналитиках

Когда-то я уже писал эротические рассказы. Это были унылые рефлексии юноши, который хочет ебаться и выдумывает почти глухонемые сцены, где люди со спермой в голове с размаху кидаются друг на друга, а потом . не вылезают из постели сутками, разве что пожрать. В этих рассказах почти не было диалогов — когда говорят пушки, музы молчат.

Потом я вырос, вволю поебался и был неоднократно выебан. Не могу сказать, что от этого мне расхотелось женщину. Нет, просто захотелось как-то по-новому. Например, воткнуть невесте на пару с женихом и посмотреть, как ее заколбасит.

Или дать отсосать крановщице прям на башенном кране. Или отыметь доярку, стоя по колено в навозе. Или целку сломать в открытом мужском туалете – в наглую, шокируя случайных самцов, чтобы жгли похотливые глаза и чтобы целка ловила всем телом напряжение чужих членов.

Что-то из этого сбылось, что-то нет, а что-то вышло совсем по-другому.

Например, я ни когда не мечтал трахаться на балюстраде лестницы в музее — а было. Или ночью в Форосе. От водки раскалывалась голова — кой там секс! Но с тобой — упоительная дура и провокаторша. И ей, пьяной, приспичило. И ты ебешь ее на охраняемом пляже и никак не можешь кончить, а она орет. Сбегаются секьюрити. Наконец ты взрываешься в ней, она соскальзывает и, белея в темноте довольной жопой, плюхается в море А ты стоишь, тяжело дыша, будто что-то потерял и фонарики охраны нашаривают твой нелепый беззащитный хуй.

Есть чего вспомнить, но не хочется: недавно я понял, что меня волнуют совсем другие вещи. Однажды меня попросили написать о частных психоаналитиках. Что вот, мол, и у нас теперь есть такие люди, которым можно за большие бабки поплакаться в жилетку. Я выписал три попавшихся мне объявления и позвонил.

Первый психоаналитик был пизданат: сначала покрыл меня матом, a потом ласково пропел, что это он так «зажимы снимает».

Второй, не здороваясь, потребовал сто пятьдесят баксов, и я послал его нахуй.

А третий оказался женщиной. Объявление гласило: «Ломка негативных сценариев. Раскрытие сексуального потенциала».

Район метро «Алексеевская», чистенький подъезд, черная дверь. Хозяйка в черной шелковой пижаме, вылитая Монтсеррат Кабалье лет  в 50 — черная, носатая, жирная. В квартире все тоже черное, благовония и тьма.

— Кофе?

-Да.

Я сразу прочухал, что никакой она не психоаналитик, а просто ёбнутая. Зодиаки, фигурки уродов, фонарики из рисовой бумаги, циновки, иероглифы — восточная поебень, которой забивают свою жизнь одинокие тетки без денег и детей.

— Вас что-то беспокоит?

— Мечтаю убить отца и жениться на матери, — выдал я первое, что пришло в голову. — Скажите, «психоаналитик» — это от слова «анал»?

Затянувшись «Кентом», толстуха отметила, что я не оригинален: все мальчики об этом мечтают. А насчет анала она готова поговорить отдельно. Но если я вправду хочу избавиться от эдипова комплекса, мне надо переспать с матерью, а потом называть ее только по имени.

— Моей маме не тридцать лет и даже не сорок, — вздохнул я. — Хотя будь ей и двадцать, я не решился бы.

— В подобных случаях мать может заменить психоаналитик, — улыбнулась Монтсеррат. — За отдельную плату, конечно.

Я заметил, что лифчика под ее пижамой нет и обе дыни свободно оттягивают ткань. Она перехватила взгляд и села на угол стола, выпятив полушария тяжелой, но упругой жопы.

Толстухи не мой профиль, но в этой было что-то притягательное. То ли запредельная самоуверенность, толи сокрушительная энергия, которой веяло от каждого ее движения. Я взял ее за грудь.

— Сколько?

— Плюс еще сто долларов.

— Пятьдесят!

— Семьдесят пять…

Сошлись на шестидесяти, хотя и это было, на мой взгляд, много. Но наглость старой бляди обезоруживала, и я почувствовал веселую злость. Да и она явно хотела не только денег — ее пухлая рука в моих штанах была горячей, влажной и торопливой. Потом гора плоти бухнулась на колени и стала слепо ловить губами хуй.

Затем раком в жопень — в упругую полноту с гладкой нестареющей кожей. Продолжая ебать, я водил рукой по здоровенным тугим ляжкам. Они были такими мокрыми, словно тетка обоссалась. Дырка у нее оказалась тесная. Я ходил в ней с яростью и ликованием, чавкая залупой и хлопая по белому крупу. Она храпела, ныла и грызла дешевую клеенку на столе.

Кончив, она полезла целоваться, но я грубо отпихнул ее на стол:

— Лежать, сука!

Это важный момент: мы не были ровней. К тому же она дико вспотела и воняла лошадью. И вообще, в такие годы и с таким пузом трахаться с молодыми мужиками, да еще бабки за это получать!

Сука, животное!

Она снова завыла и задергалась в конвульсиях.  Я поднял ее за волосы и медленно развернул к себе:

— Вставай, пизда!

Левая щека была натерта, грим растекся, с подбородка паутиной свисала слюна,в глазах сквозил похотливый страшок.

— В угол!

От тяжелой пощечины она покачнулась, но устояла. Я потянул ее за уши вниз, опустил на колени и стал бить хуем по лицу. С хуем, кстати, тоже творилось что-то странное: никогда он так не болел от напряжения.

Толстуха терлась о него, закатив белки, как свинья об осину. Я стал ебать ее, но понял: этого уже мало. Снова подкатило, и я еще раз ударил ее хуем, и меня отпустило. Чем больше я бил эту женщину, тем сильнее становилась эрекция и тем сильнее приходилось бить ее снова, оттягивая оргазм. Потом руки устали, и я вспомнил, что есть ремень, и стал пиздить по жопе ремнем.

Наконец, она запросила пощады — искренне, задыхаясь, неожиданно низким голосом:

— Все, устала…

Я поднял глаза и только тут увидел стоящего напротив подонка, то есть самого себя в зеркале на стене. Багровая харя, жилы на шее, в одной руке ремень, в другой член. Бля-а.

Я отошел от зеркала и распахнул окно. Ветер свалил пыльную икебану, сорвал выцветший фонарик из рисовой бумаги, пахнуло гарью и талым снегом. Поверженная Монтсеррат ежилась в углу, прикрываясь мокрой от пиздевых течек пижамой.

Угрожающе мастурбируя, подонок подошел к ней — и несколько протуберанцев застоявшейся спермы плетями легли на крашеные волосы. Сверху он швырнул две американских зелёных сотенных бумажки и молча направился к выходу. М-да, репортаж удался.

Анатолий Багровый