Порево

Маленькая комната внушала доверие. Мама похрапывала в своей спаленке за стенкой. Плотно закрытая дверь давала полную свободу действия рукам…

Разложенные на полу фотографии отображали различные этапы половых актов различных пар. Там были и лесби, и гетеры, и уединенные девушки. Но самой впечатляющей была фотография девушки, переодетой в кошку.

Кожаный костюм очень точно передавал грацию кошачьего тела. Фигурка девушки, хитро оскалившей зубы в улыбке, также сопутствовала работе воспаленного воображения Мишки Воропаева. Сколько спермы было пролито на это фото, сколько спермы!

Мечтал ли он такую девушку встретить в жизни? Нет, это было просто недоступно для бедного студента. Привычка же рисовать в тетради свои навязчивые секс-фантазии пришла как-то самой собой.

Кто должен был драть эту милую киску? Кто-то огромный и грубый. Само собой напрашивался медведь.

Поначалу он рисовал эту сладкую парочку пропорционально их натуральным размерам. Но вскоре понял, что у медведя член должен быть либо крошечным (что представлялось крайне сомнительным), либо кошечка должна быть не кошечкой, а одной огромной вагиной на четырех лапах. Единственное, что очень хорошо получалось при таком раскладе, — это оральный секс. Пушистая кошечка всем телом обнимала хер косолапого и ласково лизала залупу размером едва ли не с себя.

Потом Михайло Иваныч довольно ловко вставал на три лапы, подрачивая четвертой, а кошка, вытянувшись на цыпочках, старательно вылизывала его анус.

— Ептыть, хорошо-то как девка работает! — бормотал довольный Михайло Иваныч. — Уважила старика, уважила…

После этого медведь разворачивался и обливал все тело зверушки белой жижей. Саму кошку даже и видно не было. Это был просто четвероногий сгусток спермы.

…Потом Мишка Воропаев уравнял их в размерах. Расширились и фантазии. Злоебучий Михайло Иваныч стал орудовать в городской квартире. Он засовывал напарницу в духовку и буйно входил в бедную сзади.

Поелозив любимую, он садился перекурить, потом, кряхтя, переносил измученную подругу на руках в ванну, включал стиральную машину и усаживался на «Вятку-автомат» сверху, при этом не вытаскивая члена из кошкиной пещеры.

Такой, понимаешь, был изощренный ебарь Михайло Иваныч. Правда, и проблема была — эякуляции долго не наступало. Тогда Михайло Иваныч, отдуваясь, тащил измученную подругу на балкон и здесь учинял порку с пристрастием, вследствие чего кошка орала действительно как драная.

Признаться, Михайло Иваныч был охоч до порки не только в городской квартире, но и в лесу, про который не забывал порнограф Мишка Воропаев. Мишка вроде бы на пару с Михайло Иванычем насаживали кошечку в бантике на сучок (задней дыркой), связывали лапы, а чтобы не орала — вставляли в рот кусок бересты.

И опять Михайло Иваныч начинал порку. А когда дело шло к оргазму, снимал киску с сучка, ставил ее на четвереньки и кончал прямо на мордочку, вернее, на лицо, так как у всех Мишкиных кошечек были женские лица… С Михайло Иванычем на пару кончал и Миша Воропаев.

Как-то на очередной дискотеке Мишка Воропаев с друзьями после неимоверного количества водки обкурился до того, что у него пошли, похоже, глюки. По крайней мере, теперь трудно по пять, как эта история вообще приключилась с несчастным художником.

…За соседним столиком сидели какие то телки, тоже подкуренные, и все, как одна, брюнетки. Даже рыжей не было или зеленой, не говоря уже о блондинках. И вдруг Мишка обомлел. В кругу брюнеток сидела Она! Та самая пышнокудрая блондинка, которой он изрисовал не один альбом.  Один из друзей за столом подмигнул Мишке (или это’ ему показалось?):

— Правда, на кошку похожа? А ее так и зовут — Киса…

Мишка как заколдованный двинулся к столику:

— Здравствуй, кошка..,- проговорил он дрожащим голосом.

— Не Кошка, я Киса, — улыбнулась девчонка в ответ.

— Я — Миша. Я давно тебя искал.

— И где же?

— Везде.

— Правда?

— Правда. Идем со мной, я тебя люблю.

— Этого мне только не хватало!

…Дальше — огромный провал в памяти. Скорее всего, он ее схватил за руку, причем-нагло. Это теперь вспоминается с трудом.

…Он втащил ее, плачущую, в открытую дверь какого-то подсобного помещения, бормоча:

— Кошка… кошечка…

— Какая я тебе кошка? Дались тебе эти кошки! Мне уже противно это слышать. Прикинь, я бы называла тебя медведем. Мишкой косолапым…

Она не закончила. Кровь брызнула Мишке Воропаеву в голову — Медведь! Все смешалось в его бедной черепной коробке, явив собой страшную гремучую смесь: водка, анаша и сперма!

Медведь схватил длинные лямки ее сумки и быстрым движением связал кошкины лапы. Огляделся в поисках сучка, на который можно было бы насадить кошку задней дыркой. Сучка не оказалось. Тогда он вырвал ремень из штанин, содрал с кошки джинсы вместе с трусами и замахнулся для порки… На лице кошки появилась гримаса животного страха.

Впрочем, ударить он не успел. Кто-то с квадратной головой и бритым затылком довольно дружелюбно похлопал его по плечу. И когда Мишка неспешно обернулся, резкий удар в челюсть свалил его с ног.

…Вышел он из комы лишь на третьи сутки. Рядом сидела плачущая мать и счастливо бормотала:

— Жив… Жив… Глазоньки открыл мой сыночек… Жить, значит, будет.

Юрий Звягин