Поймать на уздечку
В тот день мы разложили ее на полу, повернули на бок, и я вошел в задницу, поддерживая белый окорок ее бедра, чтобы облегчить вхождение другу.
Эта поза мне нравилась: я обладал ею, наслаждаясь задницей, а Дима отчаянно сосал ее резиновые груди. Он был так увлечен Викторией, что впадал в восторг даже от ее протезов. А она со смешным изумлением глядела в свою распахнутую промежность, где бились, мешая друг другу, два багровых от натуги члена и две пары разнокалиберных яиц.
И вот тут Дима так разошелся, что я впервые обратил внимание, как его огромный член, молотя внутри Виктории, задевает мой сквозь перегородки органов. Я приподнял ягодицу партнерши и протолкнулся еще глубже, чтобы толчки сильнее раздражали головку. И тут же едва не задохнулся от переполнивших ощущений.
Я вдруг забыл, что совокупляюсь с женщиной, она словно растворилась. От нее осталась одна промежность, одновременно соединяющая и разделяющая нас, и не было большего наслаждения, чем контакт членов в горячих недрах. Дима, наслаждаясь неторопливо, еще только начал сопеть, а я уже чувствовал, как каждый его толчок приближает меня к оргазму.
Виктория выла, я жестоко драл анус, стараясь уловить в глубине движения Димы и поймать его на уздечку. А в мошонке уже зародилось томление. Дождавшись последнего момента, я вылетел из Виктории. Повалившись на спину, выдернул из нее Димин член и схватил его губами.
Мой собственный конец бился, бросая струйки спермы на ковер, а я сосал головку друга, которая за годы, что мы не общались, выросла до совершенно невообразимого размера.
Дима, кажется, не успел ничего понять: я так яростно втянул его в себя, он заревел по-бычьи, как всегда в секунды оргазма. Из головки так хлынуло, что я едва не захлебнулся.
Переведя дыхание, я глотал сперму друга, вкуснее которой не было ничего на свете. С этого все и понеслось. Мы вернулись в прошлое и возобновили нашу давнюю игру. Словно мы опять соревнуемся за ее первый потрах.
Виктория родилась для разврата. На первом курсе один из наших одногруппников прозвал ее Чиччолиной за непристойную манеру сидеть, оголив ляжки и показав трусики из-под юбки. Звучное итальянское имя, прилепившееся к Виктории, быстро сократилось до привычного русскому слуху Линка. Так ее звали до окончания института.
Почти сразу, как мы с Линкой стали встречаться, она позвала Димыча третьим. Нравился он ей. И хотя в первый раз нам всем было неловко, вскоре мы уже не мыслили себя без этих тройственных удовольствий.
Ни до, ни после Линки я не знал ни одной телки, до такой степени упертой в секс. От одного взгляда на нее у каждого мужика возникал железный стояк, но, несмотря на обилие партнеров, она весь первый курс нагло утверждала, что все еще девственница.
Мы с Димычем должны были пройти ряд испытаний, и до тех пор полноценного секса с проникновением у нас с ней быть не могло. Но однажды, тая от моих ласк, Линка сказала по секрету, что она уже давно не девушка. Но Димыч не знал, и меня устраивало такое положение. Я был в фаворе.
Встречи проходили обычно у нее, родители ее вечно были на работе. Мы приходили, наскоро перекусывали, раздевались и ждали, чего в этот раз придумает Линка. Она была неистощима на выдумки. Она приучила нас дрочить друг другу, глядя, как она мастурбирует.
Это было первым этапом игры, спортивного состязания двух практически равных соперников. И хотя в первый раз мы оба испытали шок от прикосновения к чужому члену, мы быстро привыкли.
Впоследствии извращенное, неестественное взаимное удовлетворение приносило нам удовольствия не меньше, чем секс. Задачей являлось выдрочить соперника прежде, чем он сумеет выдрочить тебя. Обычно мне удавалось выдоить Димыча раньше.
Привычная быстрота, с которой наливалась кровью и без того багровая Димычева залупа, говорила о том, что моя техника дрочки была лучше. Его конец был вдвое толще моего и раза в полтора короче. Дрочить кулаком такое полено было неудобно. Поэтому я обхватывал его пальцами под залупой и драл практически на месте. А второй рукой тискал его темные яйца.
Сознание его удовольствия возбуждало, пожалуй, сильнее, чем его рука, настойчиво дергающая мой член. Димыч дрочил, крепко сжав мой член в кулаке, вверх-вниз, вверх-вниз, то касаясь яиц, залупая головку почти до боли, то вытягивая кожу до предела. При всем этом мы оба не сводили глаз с Линки.
Конечно, груди, которыми она до смешного гордилась, то и дело подкручивая соски, слегка разочаровывали. Но что ни говори, даже эти жалкие припухлости возбуждали в тысячу раз сильнее, чем горчащие на полметра буфера или свисающие ниже пупка уши какой-нибудь затраханной до полусмерти порноактрисы, потому что были настоящими.
Но если груди не дотягивали до идеала, то самое важное Линкино место, которое в обычной жизни пряталось под трусы, было на все сто! И чего стоила ее рука, которая двигалась там синхронно с нашими руками.
Линка обладала неоценимым качеством: в предчувствии секса возбуждалась с ходу, не успев даже полностью раздеться, и розовые губки под тонкими пальчиками просто тонули в смазке. Мне иногда казалось, что через привычные звуки дрочки, пощелкивание и похлопывание, я слышу нежное хлюпанье ее полового органа.
Когда рука Димыча начинала дергаться лихорадочно и не в темп, я понимал, что почти достиг результата. Сдавив ему яйца, я подтягивал их вверх, обхватив мякотью корень члена. Потом еще сильнее сдавливал окаменевшее полено, чувствуя, как залупа пульсирует в кулаке, словно живое существо. А потом бросал яйца и, перехватив член у основания, другой рукой быстро-быстро молотил у кончика.
— Кон… чаю… — хрипел Димыч, и его лицо с мужественным голливудским подбородком искажалось в предчувствии.
Крепко сдавив прибор у основания, я иногда преграждал путь рвущейся наружу сперме. Я знал, что такая несложная процедура бывает страшно болезненной, под конец — когда канал члена готов лопнуть — просто невыносимой, зато освобождение дает такие ощущения, что темнеет в глазах.
— А-а-а-а! — ревел багровеющий Димыч, член его бился, как зверь, стараясь вырваться из моей руки.
Щель на конце раскрылась, и первая, самая толстая, длинная белая струя ударила в подставленный мной стакан.
— А-а-а! А-ах… у-у-у… — раскачиваясь, ревел Димыч.
А я, буквально надев стакан на член, чтобы головка не выскользнула и не пропало ни капли, массировал ему яйца — это увеличивает выход спермы.
С моего собственного члена, подрагивающего от возбуждения, уже сползла прозрачная капля смазки, повисла в воздухе на невидимой растягивающейся нити, спустилась до пола и утонула в ковре Линкиной спальни, а его сперма все шоркала, стекая по стенкам стакана.
— В-все… — наконец прохрипел соперник.
Так было чаще всего, я выигрывал право ублажить Линку. Соски ее, отличавшиеся невероятной длиной при маленькой груди, торчали от возбуждения, как два карандашных огрызка. Она завалилась на спину, подхватив ноги под коленки. Я, засунув указательный палец в ее горячий зад, другой рукой раздвигал губки, выворачивая наружу большой темно-розовый клитор и проводя вдоль него языком.
И тут же Димыч, лежащий на ковре, заглатывал мой член. Это было тоже правилом игры, я сам иногда делал другу полный отсос, и это никого не напрягало.
Сосал Димыч так же грубовато, как и дрочил, и это было даже хорошо, потому что я хотел оставить силы, чтобы удовлетворить подружку. Линка с сожалением поднималась, доставала презерватив, и в четыре руки они зачехляли мой член. Потом она аккуратно вкладывала член между ног и сдавливала так, чтобы при фрикциях он терся о клитор. От этого она кончала, а проникновения были запрещены, ведь она изображала девственницу.
Было дико приятно двигаться в ее влажной промежности, но кончить я себе не позволял, пока не доведу Линку до оргазма.
Зная ее потребности, я тер ее соски, потом ложился на нее полностью, схватывал губами ее губы, вталкивая внутрь язык, который она с остервенением засасывала.
И когда глаза ее закатывались вверх, обнажая белки, когда она выгибалась мостом, железно стиснув член, и кричала грубые матерные слова, я чувствовал такой прилив желания, что принимался яростно молотить корчащееся в судорогах тело уже ради собственного удовольствия.
— Мать твою так и разэдак, трахай меня, драный пидарас! — кричала Линка, после чего отключалась, совершенно натурально потеряв сознание, — так бывало с ней почти всегда, когда я удовлетворял ее таким способом.
Я кричал и выл от иллюзии полного обладания ею, а неутомимый Димыч, который всегда дрочил на нас, успевал за это время передернуть еще разок и спустить в стакан вторую порцию. Я подолгу лежал на Линке, тяжело дыша, Димыч тихонько гладил мои яйца.
Наконец она приходила в себя, снимала с моего опадающего члена презерватив, выворачивала наизнанку над стаканом и, вытащив три соломинки из тумбочки, размешивала жидкость. Потом мы сидели рядышком и посасывали этот коктейль.
Вкус спермы казался страшно непристойным. Одной рукой я держал стакан, другой нежно шевырялся в Линкиной щелке. Димыч продолжал накручивать ее соски. А Линка поглаживала наши усталые, мокрые члены.
Наша связь продолжалась пять лет, пока я не уехал в Москву. Думаю, Димыч действительно любил Линку, после моего отъезда они поженились, и тогда она ему дала по полной программе. И этот стандартный секс оказался скучным и пресным, они вскоре разбежались. Жить с ней оказалось невозможно.
Но, женившись во второй раз, Димыч Линку не оставил, навещал периодически и занимался групповым сексом с ней и многими другими мужчинами. Она постоянно меняла партнеров, только Димыч оставался неизменным участником.
У нее было много, очень много мужчин, четыре раза она была замужем официально, сделала семь абортов. И когда я встретил ее десять лет спустя, она подурнела, обрюзгла и обзавелась животом. Сиськи так и не выросли, зато она вставила имплантанты. И эти мертвые груди, идеально торчащие вверх, жесткие, как резиновые грелки, мне не нравились. Но Дима их любил. После моего возвращения в родной городок наши встречи втроем возобновились.
И в каждую встречу мы определенное время отдавали гомосексуальным отношениям. Чего мы только не вытворяли! Мы соединялись с ним и без Линки, которую теперь все, и даже Дима, звали Викторией. Я понял, что обожаю, когда Дима входит мне в задницу.
Самым острым, самым волнующим, истинным высшим пилотажем секса стали редкие случаи, когда я извергал семя от одного лишь вхождения Димы без прикосновения к половому члену. Я не знаю, как это мне удавалось и от чего зависело, но внутри моего организма нарастала лавина, член вставал и начинал подрагивать, и наконец, самостоятельно срабатывал.
Однажды я понял, что в нашей игре меня уже совершенно не интересует Виктория, и решил склонить приятеля к гомосексуальному сношению один на один, но, встретившись с другом, с удивлением обнаружил, что не ощущаю желания совокупиться с ним и даже сама мысль об этом мне противна. Для взаимного наслаждения нам был необходим катализатор — женщина.
Я подумал о соседке по подъезду — тетке шестидесяти восьми лет с обесцвеченной химической завивкой, несоразмерно маленькими мертвенно-бледными молочным железами, складчатым животом и великолепными ляжками старой слонихи.
У нее давным-давно закончились менструации, но тем не менее она любила секс и продолжала испытывать полноценный оргазм. Я пользовался ею, когда у меня не находилось женщины на вечер. Удовлетворял ее, получая и сам: осознание чудовищной разницы в возрасте доставляло особое умственное наслаждение.
Соседка спускалась ко мне по первому зову, и я был уверен, что с двумя она вошла бы в раж. Но Дима не согласился, едва я внес предложение. Друг твердо сказал, что он принципиально не изменяет жене.
При всей абсурдности заявления я его понял: оргии с Викторией были слишком чудовищны, чтобы считать их банальной изменой. Удивительно, но эту параллельную жизнь Дима умел забывать, покинув квартиру любовницы.
Мне так и не удалось проверить, в Виктории ли все дело, или на ее роль подходит любая женщина. Наш гомосексуальный контакт с Димой продолжает оставаться моим главным удовольствием. По ряду признаков я понимаю, что его ощущения сходны.
Виктор Улин