Омолок
Рыбаков было четверо. Из них выделялся мужчина неопределенного возраста, темноволосый, без каких-либо признаков седины. Его звали Владимиром Андреевичем. Многие в городе знали, что больше двадцати лет он прожил в Южной Америке.
Среди рыбаков был начинающий журналист из Новгорода, Юра. Он обратился к Владимиру:
— Многое мы уже слышали от тебя о нравах южноамериканцев… Край для нас необычный, но не знаешь ли ты каких-то тамошних легенд, невероятных историй?
— Легендами особенно не увлекался, — ответил Владимир. — Они и без того есть в книгах. А вот историй знаю немало. Среди них есть и такие, какие неизвестны знатокам и большинству жителей стран, где они происходили.
— Вот бы и рассказал нам какую-нибудь!
— Например, есть на Атлантическом побережье, в устье реки Карасуо, такой поселок Омолок. Карасуо несудоходна, по ее берегам — болота. Добраться до Омолока можно только пешком. Могу вам рассказать историю, происшедшую в этом поселке семнадцать лет назад…
Каждую ночь с четверга на пятницу в поселке никто не спал: все поднимались, зажигали свечи, свет двух маяков направляли на главную улицу и площадь — начинался еженедельный праздник муража.
Новоприбывший из Эквадора, по имени Род, остановился в доме Хунама. Незадолго до сумерек Хунам взял с собой Рода и стал обходить расположенные там и сям кучки усатых мужчин, представляя своего гостя. При этом многие мужчины подмигивали Роду, тормошили его, отпускали непонятные смешливые реплики.
В каждой группе двое или трое мужчин всегда были пузаты и походили на беременных женщин.
Хунам и Род подошли к одному из маяков. У входа в здание под массивным балконом с иллюминацией стояла группа священников.
Из группы вышел один из них, очевидно, руководитель:
— Ро-о-од! — протяжно произнес он.
Роду показалось, что от голоса главного священника небо над горизонтом стало медленно вращаться. В морском канале запрыгали дельфины. Через некоторое время из-за здания стали выходить вереницы ряженых. Началась мистерия.
Смысл происходящего почти не доходил до Рода, но он чувствовал приподнятость атмосферы праздника. И он ощутил ее еще больше после того как ему, подобно остальным, поднесли асну — напиток, приготовленный из особым образом обработанных грибов.
В канале вновь запрыгали дельфины, а над толпой взметнулись знамена со светящимся изображением рыбы. Вокруг Рода расположилось кольцо, состоящее из священников, а тех окружила толпа празднующих.
Внезапно по знаку главного священника с Рода стащили одежду и облачили его в карнавальную мантию- плащ, а сзади надвинули холодящий голову обруч. На противоположном берегу узкого канала в ярком свете маяка выстроились двадцать шесть девушек с длинными, ниже поясницы, распущенными волосами. Груди девушек были обнажены, слабо выраженные соски почти не выделялись.
Бросалась в глаза обувь девушек — маленькие ласты на высоких каблуках. Над коленными чашечками блестели какие-то кольца с обращенными наружу шпорами- щеточками.
Род глянул на необычные набедренные одеяния девушек, походившие на листья трилистника. Средний лист трилистья выдавался вперед и был очень длинным, закрывал собой пупок.
К Роду обратился священник:
— Ты видишь перед собой будущую Царицу праздника и двадцать пять играющих девушек. Ты можешь определить, кто Царица?
— Не-ет! — удивленно ответил Род.
Гимн прекратился. В канале запрыгали дельфины, девушки расставили ноги, повернули шпоры-щеточки внутрь и прыгнули в воду.
Вскоре Род увидел ряды дельфинов с девушками на спинах. Когда дельфины дошли до места, где канал немного расширялся, один из священников принялся вращать ручку большого барабана со струнами, вызывая тем самым пронизывающий скребуще-тенькающий звук. От этого звука дельфины стали метаться по водоему и сбрасывать девушек.
Звук прекратился, дельфины успокоились, но среди канала остались только три дельфина с девушками на спинах.
Народ закричал. Его крики заглушила музыка, а священник, крутивший ручку барабана, стал что-то подтягивать в этом инструменте. Когда обычная музыка смолкла, вращение ручки барабана возобновилось, и раздались такие мощные звуки, что три дельфина забились в агонии, норовя перевернуться вверх брюхом. Барабан перестал звучать — на дельфине осталась одна девушка.
Тот дрожащий дельфин доставил ее прямо к главному священнику. Девушка вышла на берег.
— Царица муража, Ола! — представил священник.
Род подошел ближе к победительнице и увидел у нее на коже ниже подмышек розовые полоски, сходные с отверстиями жабр. Рассмотреть их как следует Роду не удалось.
Его с силой подтолкнули еще ближе к победительнице.
— Сегодняшние жених и невеста! — закричал какой-то ряженый. Этот крик многократно повторили в народе. Роду почудились в крике и уважение, и насмешка.
На Олу надели накидку из морских трав и украшенное крупными жемчужинами ожерелье. Индейцы посадили Рода и Олу верхом на огромную зубастую деревянную рыбу, похожую на дельфина, и эта рыба, поднятая четырьмя индейцами, стала двигаться к зданию под маяком. Род и Ола сидели спиной друг к другу, Ола как Царица праздника сидела первой.
Так Род и Ола оказались одни в закрытом зале с бассейном. Свет в зале давали масляные лампы у стен. В зале стояла тишина, нарушаемая только потрескиваниями ламп. Шумы праздника в него не проникали.
Род чувствовал опьянение от странного напитка. Он не все запомнил, что было тогда у него с Олой. Он понимал, что не в асне дело, но в самой ночи, в том, что началось после того, как они с Олой сняли одежды.
А у Олы оказался под набедренной повязкой-трилистником длинный член, заканчивающийся широкой муфтой, сходной с муфтой торцового гаечного ключа.
Муфта Олы пульсировала, сжималась и разжималась, а весь член девушки виделся не фаллосом, но каким- то полупрозрачным водяным растением, кубком Нептуна или коралловым полипом, растущим там, где надо, и так, как надо.
Пульсирующая муфта принялась покусывать Рода за живот, ягодицы, бедра. Временами Ола бессловесно пела, и пение ее проясняло Роду те песни, которые он слышал на празднике. Постепенно Род и Ола перепугались ногами и руками, несколько раз муфта куснула Рода за нос и губы.
Когда движения Рода и Олы утихли, на середине бассейна раздался плеск, показалась голова огромной рыбы, похожей на дельфина. Ола отстранилась от Рода, муфта ее члена была плотно сжата.
Послышался более мощный всплеск. Огромная, покрытая слизью рыбина почти вся показалась над водой. Ола прыгнула в воду, уцепилась за жабры рыбины и села на нее верхом.
Рыбина заметалась по водоему, а затем, привыкнув к Оле, нашла какое-то мелкое место, легла и вдруг неожиданно забилась в судорогах. И здесь Ола принялась метать икру из своего члена-яйцеклада. Икра била из Олы фонтаном и прилипала к слизи на спине рыбы.
Как только икра кончилась, рыбина сбросила обессилевшую Олу, потом подхватила пастью, подкинула, и огромные рыбьи челюсти сжали грудную клетку Олы. Вода и слизь с икрой на спине рыбы окрасились в красный цвет. В несколько наскоков рыба разделала и поглотила Олу. Все это время Род был как оцепеневший, почти не мог пошевелиться…
К Роду подошел главный священник.
— Это рыба Мад, — сказал он, указывая на бассейн. — Через месяц икринки с девочками созреют. Самые подходящие икринки вместе с маленькими кусочками рыбы пересадят в животы наиболее достойных мужчин Омолока.
Рыбьи ткани особенны, — продолжил священник, — они приживутся и будут давать необходимые для беременности вещества. И почти каждая родившаяся девочка станет в положенное время Царицей муража. Род посмотрел на странное лицо священника и понял, что изредка в икринках могут быть и мальчики…
— Такую историю я узнал, — закончил Владимир Андреевич.
— Стой, Владимир! – не выдержал Афанасий. — Я от кого-то слышал, что в Южной Америке тебя звали Род, то есть, получается, что Род — это ты! Это как же понимать? У тебя — молодая жена и похожие на тебя сыновья-близнецы от нее… Что-то не все связывается!
— Все связывается! — заметил Владимир Андреевич. — Так называемая любовная наука не одна — их много, а медицина дошла не только до клонирования, но и многого другого…
Александр Акулов