Митина фантазия

Мне пришлось потратить немало времена и сил, чтобы заполучить этого парня. Вовсе не потому, что имелась масса иных претенденток на его, так сказать, руку и сердце — нет, соперниц у меня вообще не было, других таких дур не нашлось.

Время ведь нынче безумное, девчонки, как голодные волки, рыщут в поисках достойной добычи, а Митя под эту категорию никак не подходил. Он же не бизнесмен, не манекенщик, тем более не иностранец, и денег у него нет — кому такой нужен?

И я умом всю ситуацию отлично понимала. Поэтому, раз уж решилась связать с ним свою жизнь, должна была основательно подготовиться. Митя не будет содержать ни меня, ни детей, если они у нас когда-нибудь появятся.

Я с ним выросла в одном дворе лет, кажется, с десяти, когда мы переехали на новую квартиру. И стоило мне его увидеть, как я поняла, что безнадежно влюбилась в этого необыкновенного, ни на кого не похожего мальчишку.

Он был такой красивый! Я смотрела на него издали и млела, как кошка на солнышке, пока Лидка из соседнего подъезда не обломала мне весь кайф, высказавшись безапелляционно:

— Это Митька-дебил. Полное чмо. Он даже ходит в школу для всяких дебилов. И ни с кем не разговаривает, прикинь. Неделю может молчать, две. У него мозги, как у трехлетнего. Он до сих пор читать, и то не умеет.

Я удивилась. Раньше мне уже приходилось видеть разных придурков, и я считала, что отсутствие мозгов видно сразу. Но про Митю я такого сказать не могла. Хотя Лидка оказалась права: он страдал аутизмом (естественно, в то время я такого умного слова не знала) и далеко не со всяким человеком был способен общаться.

Но в тот самый первый момент первой нашей встречи произошло чудо, я точно помню его. Я увидела перед собой не просто мальчика-подростка, но нечто значительно большее — нагую душу, улыбавшуюся мне, точно солнце, и поняла, что умру, если не смогу провести с ним остаток моих дней.

Да, этот человек был вечно в себе, он был обращен внутрь себя и начисто лишен той несколько суетливой тревожности, нередко присущей людям его возраста. Абсолютно невежественный, он был наделен внутренним совершенством, какое встречается только у дикарей. В нем чувствовалось поразительное спокойствие духа, но не только. В нем чувствовался сам дух.

Создавалось впечатление, будто он живет, как во сне, и мы все для него — только порождения его собственных причудливых сновидений, а не настоящие люди. И странное дело, мне было интересно и немного жутко представлять себе, что это может быть правдой, и я, действительно, невсамделишная Рита, а Митина фантазия.

Какой он меня видит? Вдруг в его непонятной голове произойдет какой-то таинственный процесс, и тогда я превращусь в лягушку, или в кошку, или вовсе в какого-нибудь гуманоида? Такое под силу только волшебнику… или богу. И еще, со временем я все больше уверялась в этом, — Мите.

Я нарочно старалась лишний раз пройти мимо него, подойти близко-близко, так, чтобы увидеть свое отражение в прозрачно-ясных его глазах и убедиться, что пока остаюсь вполне собой. Наверное, Митя был добрым волшебником и не спешил превращать меня в другое создание.

Кто из нас был более сумасшедшим, трудно сказать. Впрочем, я сумела приспособиться, рано прочно усвоив, что нельзя никому показывать себя настоящую, нельзя делиться с кем попало своими мыслями, а следует внешне выглядеть, говорить и действовать, как все. Словом, меня считали нормальным ребенком, а Митя не обладал той степенью защищенности, которую, точно панцирь, вырастила себе я.

Между нами, однако, установилась некая внутренняя связь, почти телепатическая, не нуждающаяся в словах и объяснениях. Я отчетливо ощущала, что Митя не против моего присутствия с ним рядом, и мы много времени проводили вместе. Что уж там происходило у него внутри, оставалось для меня полнейшей загадкой, но с каждым днем наше общение обретало все новую полноту и безупречность и дарило мне наслаждение как от удачного любовного романа.

При этом гарантом прочности наших отношении был именно Митя. Именно он задавал темп, в каком-то смысле он даже ухаживал за мной.

Моя мать, полагавшая, что блюсти честь дочери — ее святая обязанность, и не привыкшая подбирать выражения, кричала: «Не суйся к этому уроду, все психи, чтоб ты знала, — сексуально озабоченные, такой прирежет в темном углу и отымеет за милую душу, и пикнуть не успеешь, и ему ничего за это не будет, а ты, дура, реви потом!»

У меня хватало ума с ней не спорить, и в то же время в свои пятнадцать лет я отлично понимала, что из нас двоих сексуально озабоченная как раз я, а вовсе не Митя. Не представляю, что было бы, узнай она, что мы уже не раз занимались с ним любовью на прогретом летним солнцем земле, на пыльной городской траве за старыми гаражами, и я была безоблачно счастлива, а что испытывал он, не знаю.

Мне не требовалось предупреждать его о молчании, Митя и так ни с нем, кроме меня, не общался, да и слов он знал очень мало, а может быть, он и вовсе через пять минут уже не помнил, что происходило между нами, как мгновенно забываются мимолетные золотистые предутренние сны, оставляя после себя лишь невыразимые словами ощущения, которые, впрочем, тоже вскоре тают, растворяясь в суматохе дня. Так что я не опасалась, что он с кем-то поделится нашей общей тайной.

Уже тогда я для себя решила, что он будет со мной, будет только моим, и я не позволю обстоятельствам нас разлучить. Я старательно, даже как-то истово, училась, чтобы потом иметь возможность обеспечить наше общее будущее, и очень боялась, что Митина бабушка, с которой он жил (где и кем были его родители, понятия не имею) и которая официально являлась его опекуном, умрет раньше времени, и тогда его отправят в какой-нибудь инвалидский интернат, а я не смогу его найти.

Так что, кроме обещавшего стабильный доход в весьма отдаленном будущем образования, мне требовалось как-то добыть побольше денег сейчас же, немедленно, как можно скорее, и, без особого труда поступив на первый курс института, я устроилась танцевать стриптиз в кабаке. Не брезговала я и тем, чтобы время от времени снимать клиентов, которых обслуживала всю ночь, а потом отсыпалась на лекциях, но размер моего счета потихоньку рос.

Странно, меня вовсе не унижало и не трогало то, каким способом я зарабатываю, я делалась как механическая кукла, без души, без эмоций, сосредотачиваясь на мыслях о Мите и жизни с ним, тоже своего рода аутисткой.

Помню, как я, отправляясь в постель с очередным любителем сексуальных развлечений, все пыталась представить себе Митино лицо, и у меня это никак не получалось: словно я вновь видела лишь его обнаженную душу, ведь он весь и состоял из чистейшей этой, ангельской души, и я размышляла об исследованиях агиографов относительно так называемых «малоумных святых».

Невероятно, немыслимо далеко заносило меня от реальности, и про себя я ужасно смеялась, понимая, что клиенту бы и в голову не пришло предположить во мне увлечение высокими материями.

Так или иначе, ко времени окончания института я купила себе маленькую, но отдельную квартиру, и тогда же набралась наконец смелости обратиться к Митиной бабушке по поводу переоформления на меня опекунства.

Прежде я боялась заговорить с ней об этом, полагая, что старая женщина сочтет меня обыкновенной охотницей за чужой жилплощадью, аферисткой, бог знает еще нем. Теперь же я сама довольно твердо стояла на ногах, и все же не знала, как начать, пока, неожиданно для себя самой, не выпалила:

— Я люблю Митю. Честное слово. Уже много лет. Пожалуйста, поверьте, я ничего не выдумываю.

— Я знаю, — просто отозвалась она. — Он рассказывал. Он ведь умеет рассказывать, тебе это известно, Рита?

Так и получилось, что после долгой и муторной беготни по инстанциям я добилась своего и получила благословенную возможность постоянно быть рядом с Митей.

Несколько месяцев мы жили, можно сказать, в объятиях друг друга, как какие-то две зверушки в норе, и только необходимость продолжать заботиться о таких прозаических вещах, как хлеб насущный, заставляла меня общаться с другими людьми, устраиваться на работу, добиваться определенного положения.

Митя словно был моим ангелом-хранителем, и у меня все получалось легко, почти само собой, даже когда я действовала, руководствуясь одной интуицией. Еще бы, ведь я жила с волшебником!

Теперь, десять лет спустя, мы по-прежнему вместе, и большинство людей считают меня суховатой, лишенной эмоций и воображения бизнес-вумен, вовсе не интересующейся личной жизнью, возможно, просто фригидной предприимчивой сукой, с которой никто не сумел завести даже кратковременный романчик.

Они ничего не знают о Мите и моем странном, полном счастье с тем чудом, которым, сверх всяких заслуг, одарила меня судьба.

Юлия Горская