Как хворая жопа заработала одиннадцать тысяч
Давно подмечено: если президент компании голубой, то все будет делаться через жопу. Не верите мне — спросите у Джима.
Мы тогда работали в «Дженерал неглектик», я — начальником службы маркетинга, а Джим — помощником кладовщика в оранжерее. Получал Джим немного. Вышло однажды так, что он попал на совещание к президенту компании.
Джек Уотермен, президент наш, как водится, час талдычил, что, дескать, конкуренты наступают, надо приспосабливаться к новым условиям, в общем, как всегда, нагнал жуткую тоску.
Тут Джим и встрял:
— Это вы верно говорите, мистер Уотермен, что надо приспосабливаться. Я вот, кстати, случай припомнил из жизни. Даже не случай, а анекдот. Тетка Энн как-то рассказывала отцу. Пришла, значит, тетка Энн к моему старику и говорит:
«Какой я анекдот про вас, мужиков, знаю: вся ваша в нем подлая сущность! Поймали дикари в джунглях автобус с туристами. Вывели их, разделили — мужиков налево, баб направо. Приходит вождь, осмотрел тех и других и рассудил: «Баб на мясо, а мужиков будем трахать». Тут бабы как взвыли: «Вы что! Мужиков же не трахают!» А мужики им в ответ: «Трахают, еще как трахают!»
Рассказала, значит, тетушка Энн этот анекдот папане и говорит обвинительно: «Вот ведь какие вы приспособленцы!» — мужики то есть. А папаша газету отложил и отвечает ей на полном серьезе: «Ну так ведь жить-то хочется». Так что я и говорю — насчет приспосабливаться. Это вы, сэр, в самую точку…
Тут все как-то странно стали смотреть на Джима. Уотермен тоже посмотрел на Джима осоловело, помолчал и спрашивает:
— Что-то я не припоминаю вас, мистер… э…
— Драккер, Джим Драккер, сэр. Можно просто Джим.
— Хорошо, Джим. Вы у нас чем занимаетесь?
— Кладовщику в оранжерее помогаю.
— А, ну, ну! Очень приятно познакомиться, Джим. Как-нибудь непременно к вам загляну…
И что же — не то что заглянул, а прямо-таки повадился ходить к Джиму в оранжерею.
Проходит две недели, и вдруг новость: наш президент сбежал! Ночью на самолете компании улетел с мешком золота и, по слухам, спрыгнул на парашюте в джунглях не то Боливии, не то Заира. Я бегом к Джиму: слыхал? А Джим сидит какой-то грустный, задумчивый. Он вздохнул пару раз и такое мне рассказал — у меня челюсть отпала.
Оказывается, после того случая с анекдотом Уотермен зачастил к Джиму в оранжерею. Придет, принесет с собой бутылку виски и затевает беседу.
— Помните, Джим, вы случай про туземцев рассказывали?
— Как же, помню мистер Уортмен…
— Давай просто — Джек.
— Хорошо, Джек.
— Так вот, как вы думаете, в каких джунглях было дело?
— Не знаю, сэр.
— Может быть, в Бразилии?
— Может быть, и в Бразилии.
— Или в Боливии? А как насчет выпить по маленькой, Джим? Мы бы присели тут под пальмой, да и сделали по глотку.
— Что ж, я не против, Джек.
— Так в каких джунглях, говоришь? В Сенегале?
— Может, и в Сенегале.
— Слушай, ты славный парень, Джим!
— Ты тоже, Джек!
В общем, ходил он к Джиму, ходил и однажды признался:
— Я люблю тебя, Джим!
— Ну так что же, — отвечает Джим. — Меня все любят. Да и я вас, Джек, тоже крепко уважаю.
— Нет, Джим. Ты меня не понял. Я тебя иначе люблю — как мужчина мужчину, вот как. И люблю крепко, на всю оставшуюся жизнь
У Джима чуть стакан из рук не выпал.
— Любовь — это загадка, Джим. Сам не знаю. Когда ты рассказал тот случай про туристов, так меня и потянуло к тебе. Как на тросе за буксиром. Волшебник ты, Джимулечка, заколдовал меня. Прямо наваждение, сплю и вижу, как я тебя под пальмой этой… как мужчина мужчину…
Джим и сказать не знает что.
— Знаете что, Джек, останемся друзьями.
— Э, Джим, друзьями меня не устроит…
Через пару дней вечером приходит босс к Джиму с портфелем. Так и так, Джим, разбил ты мне сердце, надумал я уехать навсегда. Хочу вот только с тобой бутылочку распить — прощальную, так сказать.
Присели они под пальмой, выпили по стаканчику. Президент и говорит, достав деньги:
— Здесь десять тысяч — это тебе премия за добросовестный труд на благо фирмы и на мое личное благо. Если мало — скажи. Я еще тыщу добавлю. Снимай штаны!
Джим опешил:
— Перестаньте, мистер Уотермен.! Вы же президент крупной компании, такое положение в обществе, а вы…
— Вот именно, я — босс крупнейшей компании, должен спорить с каким-то паршивым кладовщиком. Других трахал — и тебя трахну! Снимай штаны!
— Не сниму!
Ну, тут они немного поспорили.
— Немедленно снять штаны! — выходит из себя Уотермен.
— Да будет вам известно, что у меня проктит! — режет в ответ Джим.
Уотермен полез в портфель и достал — что бы вы думали? — пистолет! Навел на Джима и приказывает:
— Достань из моего портфеля бутылку рома! Налей стакан! Пей!
Джим и выпил стакан — куда деваться? А потом еще и еще. А потом и за второй бутылкой в портфель слазил. Короче, в конце концов он свалился под пальму в бессознательном состоянии. Ну а как с ним обошелся коварный бисексуал — это уж вы и сами представите.
Когда Джим очнулся, то вокруг была глубокая ночь да бутылки вокруг пальмы валялись. Уотермена, конечно, и след простыл. В общем, оттянули Джима Драккера! В полный рост! Тут я Джима прервал и спрашиваю:
— А почему ты думаешь, что этот гад тебя… того… поимел? Может, он так только, попугал да ушел?
— Нет, не попугал,- с грустью отвечает Джим.
— Да откуда ты это можешь знать? Ты ж в беспамятстве был!
— Знаю, — так же задумчиво говорит Джим.
— Да откуда? Болит, что ли? Так это же может от самовнушения!
— Нет, не от самовнушения. Он мне одиннадцать тысяч оставил, — объясняет Джим. — Вон на столике лежат…
Как он это сказал, меня аж мороз по спине продрал: это же надо — одиннадцать тысяч долларов! И такая меня тоска, такая обида взяла. Да что же это такое! Иной честный труженик за такие деньги должен два месяца, а то и три вкалывать! А тут выпил бутылку виски, полежал полчаса со спущенными штанами — и тебе за это одиннадцать тысяч! Где же после этого правда на белом свете! Посмотрел я на Джима и прямо возненавидел его.
— Джим, — говорю, — одиннадцать-то тысяч не мало за хворую жопу…
— Нет, не мало, — вздохнув, отвечает Джим.
— И что же ты теперь делать будешь? Поди, на Гавайи махнешь? Ты ведь теперь Рокфеллер!
Джим молчит, только вздыхает грустно.
— Знаешь что, — предлагаю я, — пожертвуй ты эти тыщи ордену святой Агнессы! Я тут неподалеку часто монашку вижу, она пожертвования собирает.
Джим так и подскочил:
— Это с чего вдруг я святой Агнессе буду свои деньги отдавать? Она, что ли, ромом давилась под дулом пистолета? Или, может, ее монашка тут без штанов валялась? Нет уж, я пострадал, на себя и истрачу! Может быть, я акции «Facebook» хочу купить! Может, я через это миллионером стану!
Все-таки до чего в нас, американцах, сильна предприимчивость! Как она выручает нас в трудные минуты!
Вот Джим. Президент компании привел его в бессознательное состояние, после чего насладился им, как мужчина мужчиной. Что бы сделал на его месте какой-нибудь французский виконт? Наверное, вызвал бы Уотермена на дуэль: извольте, мол, дать мне удовлетворение! Ну, Уотермен бы его не понял — дескать, что же, с одного раза не удовлетворил, что ли? Но тот бы все равно настаивал: вопрос чести!
Или какой-нибудь меланхоличный швед — он бы год потом ходил к психоаналитику: отчего, мол, мне пальмы снятся каждую ночь?
Ну, русский бы сел, конечно, писать психологический роман с надломом, что-нибудь вроде Достоевского… «Братья Уо- термены», скажем….
Гордый испанец — тот бы, конечно, за обидчиком с кольтом гонялся, а может, повесился бы…
Не таков Джим. Джим — гордость нации! Я ему так и сказал:
— Это правильно, Джим. Я тебя одобряю. Это хорошо, что ты оправился от удара. Я теперь всем буду тебя в пример приводить как образец стойкости и деловой инициативы. Смотрю, у Джима что-то хорошее мелькнуло в глазах.
— Знаешь, Пит,- говорит Джим. — Мы с тобой друзья…
— Ну?
— Всегда друг за друга…
— Ну, ну? — подбадриваю я его.
— Так я что подумал — давай эти деньги между собой разделим! Шесть тысяч мне и пять — тебе. Что скажешь?
В этом весь Джим! За ним как за каменной стеной. Казалось бы, я-то тут при чем? Но нет, Джим и теперь хочет все поровну.
Но я сначала все-же спросил (может, думаю, он так это только, из вежливости):
— То есть вроде как, получается, нам обоим премия?
— Ну ясно, поровну,- подтверждает Джим.
— Вроде как нас обоих тут, под пальмой?..
— Что ты, Пит… Я ж не в том смысле… А в смысле, что как друзья…
Посмотрел я на Джима — и прямо сердце сжалось от гордости за него.
— Что ж, если как друзья… Так и быть, согласен! Только почему тебе шесть тысяч, а мне пять?
Джим глаза отвел:
— Ну все-таки…
— Да ладно, я ж не то, что-чего. Пять так пять. Чего уж там! Пластырь на больное место — он, конечно, лишней тысячи стоит. Ладно уж!
— Чего ты ко мне пристал. Пит? — обиделся Джим. — Ты вон в Японии орангутангу минет делала, так я ж ничего не говорю!
Джим иногда такой дурачок! Я ему так и сказал:
— Какой ты чудак, Джим! Как ты можешь сравнивать? Это же совершенно разные вещи! Одно дело — орангутанг, другое — президент компании, ну что между ними общего? А во- вторых, мной же тогда двигала не корысть, а чувство жажды и любопытство, я же думал, что орангутанг пластмассовый! И наконец, не я один тогда так попался, на той фирме, почитай, весь менеджмент обезьян так побаловал!
Джим только фыркнул.
— Ну и что, что не ты один! А ты думаешь, я один так пострадал? Да этот Уотермен, наверное, весь персонал перелопатил — от вахтеров до директоров!
Джим — он такой. Он если скажет, то хоть высекай в мраморе и относи в национальный банк. Так сказать, гарантируется и обеспечивается золотом. Бывает, конечно, что и ляпнет, но уж если скажет…
В общем, он и тут прав оказался. Все не все, но добрая половина менеджмента компании и впрямь пострадала от любвеобильного извращенца. Это все потому выяснилось, что в связи с бегством президента компании нагнали, как водится, ревизоров, открыли следствие, то да се. Ну и что же открылось?
Из директоров от Уотермена каждый хоть раз, да пострадал. А главный бухгалтер — так тот регулярно страдал, раз, а то и два в неделю. В общем, не фирма, а чистая голубятня!
— Эх, Пит, — говорит Джим, — вот ты на меня все обижаешься из-за той лишней тысячи, а мне ведь что обидно: ну ладно, извращенец он, болезнь у него такая… Но ведь он говорил, что любит… А сам, когда уходил, даже «Джимулечка!» не сказал. Ни словечка последней-то своей любви! Вот они, акулы большого бизнеса! Не люди, а тигры в джунглях!
И тут Джим только сплюнул и посмотрел куда-то вдаль долгим, долгим взглядом. Должно быть, туда, где были джунгли то ли Боливии, то ли Заира, то ли Сенегала…
Александр Гейман